Книга Святой нимб и терновый венец, страница 29 – Антон Леонтьев

– Фелиппе! – услышал я взволнованный голос Антонио и заспешил в ванную комнату.

Прежде всего меня поразило то, что для священника, жизнь которого полна аскезы, преподобный Мансхольт уделял повышенное внимание собственной внешности – на прозрачных полочках выстроились батареи тюбиков, флаконов и баночек. Антонио и кардинал Кеннеди замерли около большой чугунной ванны, что стояла посреди помещения. Она покоилась на ножках, выполненных в виде разинувших пасти грифонов. Приблизившись, я увидел секретаря папы Адриана VII.

Преподобный Ян Мансхольт, астеничного сложения мужчина лет пятидесяти с небольшим, с длинным узким лицом и остатками седеющих волос, замер в желтой воде. Его глаза были широко распахнуты, а рот разинут в безмолвном крике. Священник был абсолютно наг, скомканная одежда валялась на выложенном мраморными плитами полу. Мое внимание привлек тонкий багровый след, отчетливо видимый на шее мертвеца. Объяснение могло быть только одно: судя по всему, кто-то набросился на секретаря папы в тот момент, когда он разоблачился, затянул, видимо, со спины удавку, а затем положил тело в ванную и, оставив воду включенной, удалился. Последний момент меня заинтересовал особенно – убийца хотел, чтобы жертву обнаружили как можно скорее.

– Теперь ты понимаешь, отчего я исключаю версию о самоубийстве, несчастном случае и кончине от естественных причин? – спросил Антонио.

Я кивнул, продолжая осматривать тело и ванную. Чтобы справиться с секретарем папы, который не был, как я думаю, сильным человеком, все же пришлось приложить изрядные физические усилия. Убийца запихнул его в ванную, чтобы наверняка смыть с тела возможные микрочастицы, являющиеся превосходными уликами. Скверная история!

– Скверная история! – словно читая мои мысли, произнес кардинал Кеннеди. Он перекрестился и продолжил: – Ян Мансхольд, скажу честно, не был легким в общении человеком, но святому отцу он был предан, как собака. Зачем кому-то понадобилось убивать его?

– Что это? – раздалось восклицание моего брата.

Кардинал-австралиец и я повернули головы – Антонио указывал на крышку унитаза. Подойдя, я заметил нечто, напоминающее старинную монету или медальон.

Кардинал Кеннеди бесцеремонно схватил эту вещицу, рассмотрел ее и сказал:

– Изображение летящей звезды, или, я бы сказал, кометы, а над ней две латинские буквы – DD и надпись...

– Fiat voluntas tua! – мой брат присвистнул.

Кардиналы переглянулись. Они явно знали что-то, чем не хотели делиться со мной.

– Не может быть, Джеймс! – сказал Антонио, выдергивая у австралийца из руки медальон.

– Я и сам озадачен, – ответил Кеннеди. – Получается, что к смерти преподобного причастен «Перст Божий»?

– Орден давно прекратил свое существование! – заявил Антонио. – Еще в восемнадцатом веке!

– Но, по слухам, был восстановлен Пием XII незадолго до конца Второй мировой, – возразил кардинал-крепыш. – А Иоанн Павел, говорят, несколько раз в узком кругу чрезвычайно положительно отзывался о его работе.

– Ложь! – заявил, краснея, Антонио и зажал медальон в кулаке.

– Антонио, я не понимаю, о чем вы говорите, – сказал я. – Вы знаете, кому принадлежит странная вещица?

– Это не имеет ни малейшего значения, – отрезал мой брат и сменил тему: – Джеймс, вы вызвали полицию?

– Я попросил экономку сделать это после того, как вы приедете и осмотрите место преступления, – отозвался Кеннеди.

Оставив двух кардиналов беседовать, я вернулся в гостиную. Странная мысль не давала мне покоя, и я просмотрел корреспонденцию умершего секретаря покойного папы. Один из конвертов привлек мое внимание – на нем, в отличие от других, не был указан адрес преподобного, а только его имя, что означало: его бросили непосредственно в почтовый ящик Яна Мансхольта.

Конверт был открыт, и внутри него ничего не было. Я рассмотрел почерк. Он походил на женский, причем так пишут те, кто нечасто прибегает к помощи ручки. Дрожащие неровные буквы – не исключено, что тот, кто надписывал конверт, страдает близорукостью.

– Что-нибудь нашел, Фелиппе? – услышал я обращенный ко мне вопрос Антонио. Если у него имеются секреты, то и я позволю себе утаить кое-какую информацию.

– Ничего, что заинтересовало бы тебя, – не греша против истины, сказал я.

Со стороны раздались громкие голоса, и я увидел нескольких полицейских, входящих в квартиру преподобного Мансхольта. Возглавлял процессию господин лет сорока с хвостиком, метра под два ростом, с широкими плечами, не менее широкими скулами и далеко друг от друга посаженными черными глазами на квадратном лице. Субъект был в черном шелковом костюме, красном галстуке и темно-синей рубашке. Больше напоминает мафиози, чем полицейского, подумалось мне.

– Кто вы такие? – спросил мужчина грубо. – И что делаете на месте преступления?

Голос у него был низкий, прокуренный, а надменный тон не обещал ничего хорошего. Я заметил, как Антонио инстинктивно завел руку, в кулаке которой был зажат найденный в ванной медальон, за спину. Австралийский кардинал бросился на выручку и любезно ответил:

– Я – кардинал Джеймс Кеннеди, это – кардинал Антонио делла Кьянца, а тот господин – монсеньор Фелиппе Ортега.

Пользуясь тем, что гигант-полицейский отвлекся, я, имитируя приступ кашля, смял конверт, заинтересовавший меня, и незаметным жестом спрятал его в рукаве сутаны.

– Я и сам вижу, что вы попы, – буркнул грубо полицейский. – И думаете, это дает вам право крутиться на месте убийства?

– Откуда вы знаете, что произошло убийство... – начал мой брат, но его прервал голос одного из полицейских из ванной:

– Комиссар, труп здесь!

Невежа-полицейский удалился, кардинал Кеннеди, убедившись, что нас никто не подслушивает, тихо сказал:

– Я наслышан об этом полицейском, его имя комиссар Марио Барнелли. С ним лучше не связываться. Он – борец с мафией, хотя кое-кто утверждает, что, открыв крестовый поход против «Коза Ностры», он маскирует свою собственную причастность к криминальным делам.

– Вы еще здесь? – спросил неприязненно комиссар, появляясь из ванной. – Кто из вас обнаружил тело?

– Я! – отозвался кардинал Кеннеди. – Со мной было еще три...

– С вами я поговорю, а остальные могут убираться! – заявил комиссар. Последние его слова предназначались Антонио и мне.

– Да как вы смеете! – возмутился Антонио. – Вы знаете, с кем разговариваете, комиссар?

– Да хоть с самим папой римским! – откликнулся Барнелли, выуживая из кармана початую пачку жевательной резинки и запихивая одну из пластинок в рот. – И нечего стращать меня жалобами начальству, попам и прочей мутью.

Комиссар снова скрылся в ванной. Антонио, кипя от негодования, вышел из квартиры папского секретаря.

– Я еще покажу этому прощелыге! Разговаривать со мной, кардиналом Римско-католической церкви, в таком тоне... Называть меня попом! Меня...