Онлайн книга «Санин»
|
Юрий с удивлением и испугом поспешно положил палитру и подошел к Иванову. – Вы не шутите? – Какие уж тут шутки! – махнул рукой Иванов. Как и всегда, он старался придать себе философски равнодушный вид, но заметно было, что ему и жутко, и неприятно. – Отчего же он застрелился? Оттого, что его Санин ударил? А Санин знает? – наивно цепляясь за Иванова, захлебываясь, спрашивала Ляля. – Очевидно, так… Санин знает еще с вечера, – отвечал Иванов. – Что же он? – невольно спросил Юрий. Иванов пожал плечами. Ему уже не раз приходилось спорить с Юрием о Санине, и он уже заранее раздражался. – Ничего… А ему-то что же? – с грубой досадой возразил он. – Все-таки он причиной! – заметила Ляля, делая значительное лицо. – Ну так что же из того!.. Вольно ж тому дураку было лезть. Санин тут не виноват. Все это очень прискорбно, но всецело должно быть отнесено к глупости самого Зарудина. – Ну, положим, причины тут глубже, – возразил Юрий угрюмо, – Зарудин жил в известной среде… – И то, что он жил в такой дурацкой среде, и то, что подчинился ей, свидетельствует только о том, что он и сам дурак! – пожал плечами Иванов. Юрий промолчал, машинально потирая пальцы. Ему было как-то неприятно говорить так об умершем, хотя он и не знал почему. – Ну хорошо… Зарудин – это понятно, а Соловейчик… вот никогда не думала! – высоко поднимая брови, нерешительно заговорила Ляля. – Почему же он? – А Бог его знает, – сказал Иванов, – он всегда был какой-то блаженный. В это время разом приехал Рязанцев и пришла Карсавина. Они встретились у ворот, и еще на крыльце был слышен высокий, недоумевающе вопросительный голос Карсавиной и веселый, игриво шутливый голос Рязанцева, каким он всегда говорил с красивыми молодыми женщинами. – Анатолий Павлович «оттуда», – с выражением тревожного интереса сказала Карсавина, первая входя в комнату. Рязанцев вошел, смеясь, как всегда, и еще на ходу закуривая папиросу. – Ну и дела! – сказал он, наполняя всю комнату голосом, здоровьем и самоуверенным весельем. – Эдак у нас в городе скоро и молодежи не останется! Карсавина молча села, и ее красивое лицо было расстроенно и недоуменно. – Ну повествуйте, – сказал Иванов. – Да что, – подымая брови, как Ляля, и все смеясь, но уже не так весело, заговорил Рязанцев. – Только что вышел вчера из клуба, вдруг бежит солдат… Их высокородие, говорит, застрелились… Я на извозчика и туда… Приезжаю, а там уже чуть не весь полк… лежит на кровати, китель нараспашку… – А куда он стрелял? – любопытно повиснула у него на руке Ляля. – В висок… пуля пробила череп, вот тут… и ударилась в потолок… – Из браунинга? – почему-то спросил Юрий. – Из браунинга… Скверная картина. Мозгом и кровью даже стена забрызгана, а у него еще и лицо все изуродовано… да!.. А это ужас, как он его хватил!.. И опять засмеявшись, Рязанцев пожал плечами. – Крепкий мужчина! – Ничего парень, здоровый! – почему-то самодовольно кивнул головой Иванов. – Безобразие! – брезгливо сморщился Юрий. Карсавина робко посмотрела на него. – Но ведь он, по-моему, не виноват, – заметила она, – не ждать же ему было… – Да… – неопределенно поморщился Рязанцев, – но и так бить!.. Ведь предлагали же ему дуэль… – Удивительно! – возмущенно пожал плечами Иванов. – Нет, что ж… дуэль – глупость, – раздумчиво отозвался Юрий. – Конечно, – быстро поддержала Карсавина. Юрию показалось, что она рада возможности оправдать Санина, и ему стало неприятно. – Но все-таки и так… – не зная, что, унижающее Санина, придумать, возразил он. – Зверство, как хотите! – подсказал Рязанцев. Юрий подумал, что сам-то Рязанцев недалеко ушел от сытого животного, но промолчал и был даже рад, что Рязанцев стал спорить с Карсавиной, резко осуждая Санина. Карсавина, поймав на лице Юрия неприятное выражение, замолчала, хотя ей в глубине души нравилась сила и решительность Санина и казалось совсем неправильным то, что говорил Рязанцев о культурности. И так же, как Юрий, она подумала, что не Рязанцеву говорить об этом. Но Иванов рассердился и стал спорить. – Подумаешь! Высокая степень культурности: отстрелить человеку нос или засадить в брюхо железную палку! – А лучше кулаком по лицу бить? – Да уж, по-моему, лучше! Кулак – что! От кулака какой вред! Выскочит шишка, а опосля и ничего… От кулака человеку никакого несчастья!.. – Не в том же дело! – А в чем? – презрительно скривил плоские губы Иванов. – По-моему, драться вообще не следует… зачем безобразие чинить! Но уж ежели драться, так по крайности без особого членовредительства!.. Ясное дело!.. – Он ему чуть глаз не выбил! – с иронией вставил Рязанцев. – Хорошо – «без членовредительства»! – Глаз, конечно… Ежели глаз выбит, то от этого человеку вред, но все-таки глаз супротив кишки не выстоит никак! Тут хоть без смертоубийства!.. – Однако Зарудин-то погиб! – Ну так это уж его воля! Юрий нерешительно крутил бородку. – Я, в сущности, прямо скажу, – заговорил он, и ему стало приятно, что он скажет совершенно искренно, – для меня лично это вопрос нерешенный… и я не знаю, как сам поступил бы на месте Санина. Драться на дуэли, конечно, глупо, но и драться кулаками не очень-то красиво! – Но что же делать тому, кого вынудят на это? – спросила Карсавина. Юрий печально пожал плечами. – Нет, кого жаль, так это Соловейчика, – помолчав, заметил Рязанцев, но самодовольно-веселое лицо его не соответствовало словам. И вдруг вспомнили, что даже не спросили о Соловейчике, и почему-то всем стало неловко. – Знаете, где он повесился? Под амбаром, у собачьей будки… Спустил собаку с цепи и повесился… Одновременно и у Карсавиной, и у Юрия в ушах послышался тонкий голос: «Султан, тубо!..» – И оставил, понимаете, записку, – продолжал Рязанцев, не удерживая веселого блеска в глазах. – Я ее даже списал… человеческий документ ведь, а? Он достал из бокового кармана записную книжку. – «Зачем я буду жить, когда сам не знаю, как надо жить. Такие люди, как я, не могут принести людям счастья», – прочел Рязанцев и совершенно неожиданно неловко замолчал. В комнате стало тихо, точно прошло много людей, чья-то бледная и печальная тень. Глаза Карсавиной налились крупными слезами, Ляля плаксиво покраснела, а Юрий, болезненно усмехнувшись, отошел к окну. |