Книга Бабочка под стеклом, страница 11 – Екатерина Риз

Прошло уже больше двух месяцев. И вдруг стало понятно, что кроме ухода из её жизни Игоря, больше, по сути, ничего не поменялось. Это и давало силы жить дальше. У неё был дом, у неё были дети, работа, заботы прежние, единственная разница — не нужно вечерами ждать возвращения мужа. Его теперь в другом месте ждут. А Марина жила и жила. Плакала, правда, замирала иногда, обожжённая мыслью или воспоминанием, изредка теряла контроль над собой, но домашние заботы помогали взять себя в руки. Каждое утро просыпалась, к зеркалу подходила, и первым делом, как заклинание повторяла: "У меня всё хорошо. Даже лучше".

Но окружающие всё равно замечали и всё понимали. И их сочувствие раздражало. Марина просто не знала, как себя вести, встречая сочувственный взгляд, или что отвечать на открытое выражение жалости. Её брали за руку или гладили по плечу, и говорили:

— Всё устроится, Мариш. — А женщины ещё и добавляли: — Ох, уж эти мужики!..

Иногда у Марины появлялось такое чувство, что она, сама того не ожидая, оказалась членом какой-то секты. Мужененавистниц, например.

— У меня всё в порядке, — говорила Марина начальнице. — Я могу поработать в субботу, Ольга Михайловна.

— А как же дети, Мариш? Ты уверена?..

— Уверена. К тому же, дети с пятницы на субботу всегда у бабушки. А придут, Антон сам Эльку накормит.

— А Нина что? — спрашивали самые близкие, зная, что отношения со свекровью у неё всегда были непростые. — Злорадствует, наверное.

— На чьей она стороне?

На это Марине отвечать не хотелось, даже самым близким. Рассказывать, как она в первый раз, после ухода Игоря, встретилась с его матерью. И как та смотрела на неё, с мнимым сочувствием, а сама глазами по углам квартиры стреляла, а после заявила, что Марине очень повезло, её сын — человек благородный, всё детям оставил.

— А что ему забирать-то? — удивилась тогда Марина. — Кровать? Или ковёр со стены, который вы нам презентовали? Ну, так забирайте.

— Добрая ты, да? Широкой души человек. Правильно, ты же пришла к нам в стареньких ботиночках и в курточке на рыбьем меху. Я помню…

Нина Владимировна всё это время Эльку раздевала, присев на диван в детской, и говорила, не повышая тона, чтобы внучку не напугать, да и внимание её не привлекать к разговору взрослых. А Марина стояла, к косяку привалившись, руки в карманах халата, и за свекровью наблюдала тяжёлым взглядом. Очень хотелось, чтобы та ушла, потому что от её несправедливых слов в душе снова всё натянулось, как струна, и чем это закончится — думать не хотелось. Не хватало только разреветься у Нины Владимировны на глазах. Чтобы она потом об этом сыночку рассказала, и приукрасила по привычке. Никакой истерики, чего бы это ни стоило, но выдержать и бывшую уже свекровь из дома выпроводить.

— Худенькая, бледненькая, в чём только душа держалась. — Нина Владимировна головой качнула весьма красноречиво. — И я ли для вас не делала. Иди, Элечка, поиграй.

— Я конфету хочу! — Элька, как маленький ураган, мимо Марины пронеслась, а та осталась с глазу на глаз со свекровью.

— Всё я для вас делала. А у вас никакой благодарности никогда! Я вам даже квартиру отдала после маминой смерти. А ведь могла бы сама в квартире жить, со всеми удобствами, так сказать! А теперь кому всё это достанется?

— Внукам вашим.

— Да, да, внукам. Пока ты замуж не выскочишь.

— Я? — У Марины вырвался нервный смешок.

— А кто? Игорь вещи собрал и ушёл. Ничего, говорит, делить не буду. Не будет он! А он это зарабатывал?

Марине понадобилась секунда, чтобы с голосом своим совладать.

— Нина Владимировна, вы чего от меня хотите?

Они встретились глазами.

— Да ничего я от тебя не хочу. Чего я от тебя могу хотеть? Ты и так уже всё сделала!

— Я?! — Марина тут же тон сбавила, и опасливо выглянула в коридор, посмотрела на закрытую дверь в собственную спальню, где Антон телевизор смотрел. — Что я сделала? Это ваш сын бросил меня и детей! Он ни о чём не подумал, ему, видите ли, скучно стало!

— Надо было мужа держать, — наставительно произнесла Нина Владимировна, сверля Марину неприязненным взглядом.

— Держать? — ахнула та. — Как его держать? Привязать? Так он не телёнок!

Он кот мартовский, где хочет, там и ходит.

Нина Владимировна после такого сравнения, губы чопорно поджала, плечи расправила и бюст свой, довольно внушительного размера, выпятила. По всему было видно, что обижена на Марину не на шутку. Ладонью по своей гладкой причёске провела, а после заявила:

— Ты не права, Марина. Не права. Ты вела себя неправильно. Кто же виноват, что муж от тебя ушёл? Я тебя сколько раз предупреждала? Я тебе намекнуть пыталась, потом открытым текстом говорила: не дави на Игорюшу, не дави! Но нет, ты от меня всегда отмахивалась. Правильно, кто я тебе? Кто же свекровь слушает? И вот тебе результат. А я никогда тебе врагом не была!

Марине так и хотелось переспросить: "Правда?". Ну, врагом может и не была, но и близким человеком за столько лет семейной жизни не стала. Марина всегда чувствовала, что чем-то обязана свекрови, что нужно её благодарить за терпение, за поддержку, за помощь. Даже если Нину Владимировну о помощи никто и не просил. Но она делала, иногда откровенно наперекор Марине и Игорю, и сильно обижалась, если её не понимали.

— Как вы можете мне такое говорить? — не утерпела и решила уличить свекровь во лжи Марина. — Вы же его покрывали. Все эти месяцы вы мне врали, говорили, что Игорь у вас, хотя, на самом деле, он… он… — Марина судорожно втянула в себя воздух и поняла, что вот-вот заплачет. А Нина Владимировна это, конечно же, видела, и подбородок выше вздёрнула. Взгляд её серых глаз стало выносить просто невозможно, они Марину буравили, и она всё-таки не выдержала и отвернулась.

— Он мой сын, чему ты удивляешься. Его счастье для меня важнее.

— Важнее, чем счастье ваших внуков?

Нина Владимировна только руками развела.

— Я не могу приказать ему остаться. Если он не хочет жить с тобой, что я могу? Ты сама виновата.

Марина кивнула, ничего в ответ не сказала. Знала, что в данный момент выглядит несчастной, некрасивой, губу закусила, обнаруживая свою слабость, и слёзы глотает, и всё это перед свекровью, которая и пришла, наверняка, только за тем, чтобы увидеть её такой. Но справляться с собой дальше было невозможно.

— Я теперь всю жизнь должна быть ей благодарна, — рыдала Марина позже у Тамары на кухне. — Понимаешь? Я — никто, он меня, оказывается, чуть ли не на улице подобрал, а теперь я в их квартире живу! Не по праву!

— Да не реви ты, не реви. — Тома по плечу её погладила, потом рюмку перед Мариной поставила и налила ярко-красной наливки. — Вот, выпей.

Марина рыдать прекратила, на полную рюмку в полном недоумении уставилась, потом от неожиданности икнула.