Книга Бабочка под стеклом, страница 93 – Екатерина Риз

— Извините, Марина Николаевна, я просто сняла трубку. — Голос Натальи по нервам, как кнут, ударил. Марина даже трубку от уха отвела на мгновение.

— Ничего, — пробормотала она. Осторожно вдохнула. — Ничего, — повторила Марина. — Дмитрия Алексеевича позовите, пожалуйста. Он у себя?

— Нет. А вы не знаете? Он сегодня в Москву уехал.

Сердце последний раз подскочило и остановилось.

— В Москву? Надолго?

— Я не знаю. Вообще-то, у него нет особых причин возвращаться. Управляющий справляется, работа налажена. А он вам не говорил?

Марина потерянно молчала, а Наталья вполне довольно выдохнула в трубку:

— А я завтра уезжаю, меня позвали в московский офис.

Марина зажмурилась изо всех сил.

— Поздравляю.

— Спасибо. Хотите, я что-нибудь передам Дмитрию Алексеевичу? Думаю, я завтра его увижу. Или вы сами позвоните? — В голосе Натальи слышались победные нотки, а Марина кулаки сжала, из последних сил пытаясь держаться.

— Сама… — ответила она и даже сумела вежливо попрощаться: — До свидания. — И трубку положила.

Рука Грановича неожиданно дрогнула, и коробка со скрепками упала на пол, и всё её содержимое рассыпалось по ковру. Дима с досады даже ругнулся в полный голос. Потом нажал кнопку селектора.

— Вера, зайди ко мне. И… уборщицу вызови.

На кресло сел и снова посмотрел на разноцветные, яркие скрепки, поддел ногой угол ковра. Внутри снова закрутило, противно стало до такой степени, что слегка подташнивало.

Секретарша в кабинет бочком вошла, на начальника сначала посмотрела в ожидании, а потом заметила беспорядок на полу.

— Ой, Дмитрий Алексеевич… Я сейчас всё уберу. — Она к ковру подошла, на корточки присела, а Гранович испустил раздражённый вздох. Кажется, в последнюю неделю он свою секретаршу до дрожи запугал. Настроение было ни к чёрту, без конца на всех срывался, и добился того, что бедная девушка Верочка готова по его ковру на коленях ползать, лишь бы очередной приступ гнева у него не вызвать. Гранович устало потёр ладонью шею, поднялся и Веру под локоток взял, заставил выпрямиться.

— Не сама, Вера, уборщицу вызови.

Секретарша поправила очки в элегантной оправе, и как Дмитрию показалось, чуть прищурилась, к нему приглядываясь.

— Дмитрий Алексеевич, вы хорошо себя чувствуете?

Он брови сдвинул.

— А что?

Вера тут же смутилась и глаза опустила.

— Ничего, просто… Может, вам кофе сварить?

— Можно кофе. — Дима потёр горло, которое странно саднило. — С коньяком.

— Хорошо.

В дверь коротко постучали, а затем в кабинет заглянула Наталья.

— Привет. К тебе можно?

Гранович кивнул, правда, без всякого энтузиазма. Вернулся к столу и сел. А Наталья подошла ближе, секретаршу глазами проводила, потом кивнула на скрепки.

— Промахнулся?

— Наташ, тебе что-то нужно?

— О, мы опять не в настроении. — Она напротив него присела, подала документы. — Вот, подпиши. Стеклов когда приедет? Может, стоит поторопить бухгалтерию с отчётами?

— Поторопи, — согласился Дима. Плечами повёл и кашлянул в кулак.

— Ты заболел?

— Нет.

— У тебя глаза странно блестят.

— И что, из этого следует, что я болен?

От его тона Наталья даже поморщилась, и рукой на него махнула.

— Ладно. Если ты не хочешь, чтобы я к тебе лезла, то так и скажи. Что ты рычишь на всех?

— Я не рычу.

— Конечно. А люди мимо двери твоего кабинета на цыпочках бегают. Дим, ну в самом деле!

— Что?!

Вера постучала и вошла с подносом.

— Дмитрий Алексеевич, кофе.

— Спасибо. — Он с нетерпением наблюдал за тем, как секретарша наливает в его чашку кофе. Хлебнул горячего и блаженно зажмурился. А Наталья ногу на ногу закинула и послала Вере выразительный взгляд, от которого та тут же сникла и поспешила удалиться.

— Документы подпиши, — напомнила ему Наталья.

Гранович ещё глоток сделал, чашку поставил на стол и придвинул к себе бумаги. А пока глазами текст пробегал, поинтересовался:

— Как ты устроилась?

— Хорошо устроилась. — Наташа вполне довольно улыбнулась. — Квартирка уютная, и район неплохой.

— Очень за тебя рад.

— Приезжай вечером, сам увидишь.

Он облизал сухие губы. Кинул на девушку быстрый взгляд исподлобья.

— Может быть, как-нибудь.

— Как-нибудь, — повторила она и усмехнулась едва заметно. На Грановича посматривала, ладони на своей коленке сложила, приняв вызывающую позу. — Ну что ж, как-нибудь, так как-нибудь. Только не забудь меня предупредить заранее, чтобы я подготовилась.

— Это как? Готовить научишься?

— А что, хороший ужин теперь входит в твою обязательную программу? Ресторанная еда не подойдёт?

Дима ладонью страницу разгладил, медленно рукой провёл, а после попросил:

— Наташ, не начинай.

— Просто я тебя не узнаю. Ты должен был думать о последствиях, я тебя, между прочим, предупреждала. Она — дочь Стеклова, Дим. А тебе ещё работать в этой компании.

— Это ты о чём?

— Сам понимаешь, — огрызнулась она. — Ты сам всё прекрасно понимаешь. Сейчас папа начнёт дочку жалеть, а крайним кто окажется?

— Так. — Дима бумаги со стола торопливо собрал, вышло неаккуратно, но он всё равно сунул их в руки Натальи. — Ты высказалась? Очень тебе за это благодарен. А теперь иди… Работай.

— Господи ты Боже мой, — пробормотала она в раздражении. Бумаги в папку сложила и поднялась. — Но ты ведь знаешь, что я права.

— Ничего я не знаю, — пробормотал Дима, когда в кабинете один остался. На "паркер" свой любимый посмотрел, который до сих пор в руке держал, заметил на колпачке следы маленьких кошачьих зубов, оставленные нахальным Семёном, и ручку в раздражении на стол бросил.

Ему уже неделю не работалось. Да и вообще, не жилось спокойно. Уехал тогда молча, и уже по дороге в Москву в этом успел раскаяться, и только из-за собственного упрямства не вернулся. А ведь мог бы. Сколько раз за прошедшие дни он думал о том, как всё было бы, если бы вернулся? Как бы Марина его встретила, о чём бы они поговорили. Наверное, договорились бы о чём-нибудь, ведь взрослые люди оба. Но внутри жил страх, предательский страх перед расставанием, вот так, глаза в глаза. Когда уходить бы пришлось не из офиса, а из дома. Вещи собирать, с детьми прощаться, а потом выходить за дверь, закрывать её за собой… Однажды Дима уже так уходил, от жены, но ничего похожего на страх тогда не испытывал. Скорее уж облегчение. А тут настоящий ужас скрутил.