Книга Ритуал последней брачной ночи, страница 75 – Виктория Платова

При виде этого совсем не забытого песочного человека из приснопамятной Эстонской Республики у меня подкосились ноги. Вот кого я напрочь выкинула из головы — пресс-секретаря покойного маэстро! Но что он делает здесь до сих пор? Наверняка тело Олева Киви уже перевезено на историческую родину.

А Чорбу уже волок меня к столику с Калью, будь он трижды неладен.

— Тэрэ-тэрэ, — заплетающимся языком поздоровался секретарь в отставке и скользнул по мне равнодушным взглядом.

Еще бы! За последние несколько дней я кардинально изменила внешность и даже перетрясла внутренности. А Калью видел меня совсем недолго, чтобы теперь узнать.

— Водка? — укоризненно покачал головой Чорбу.

— Ваш коньяк, — возразил Калью и уставился на меня. — Это кто?

— Самая замечательная девушка этого города и этой ночи, — витиевато представил меня Чорбу.

Ну, конечно же, он не узнал меня! У меня были другая стрижка и другая одежда. И другое лицо, и другие глаза, совсем по-другому смотрящие на мир.

— Когда уезжаешь? — поинтересовался молдаванин.

— Еще не знаю… Дня через четыре. Выпьете со мной?

Чорбу отрицательно покачал головой и, подхватив меня под руку, направился к выходу из бара.

— Кто это? — шепотом спросила я.

— Пресс-секретарь покойного виолончелиста, — пояснил Чорбу.

— А почему он до сих пор здесь?

— Понятия не имею. Спросите его сами, если хотите. Последние несколько дней он вообще не вылезает из бара, бедолага. Я его двумя канистрами коньяка снабдил, но здесь и коньяк не поможет… Впечатлительный парнишка.

Я обернулась на «впечатлительного парнишку». Он, сгорбившись, сидел за столом в позе мальчика, вынимаюшего занозу. Фотографическое изображение этого злосчастного мальчика висело в таллинском полицейском департаменте и было не лишено аллегорического смысла. Мальчиком выступала свободная от пороков Эстония, а занозой, от которой необходимо избавиться, — все мы, антисоциальные элементы.

И, сама не зная почему, я впервые посочувствовала Калью и его покатым женственным плечам. Кто знает, может быть, он был тайно влюблен в своего патрона и теперь искренне страдал.

Так, размышляя о прихотливости человеческих отношений, я поднялась в номер Аурэла Чорбу. И даже задержалась на пороге, чтобы ощутить торжественность момента. За годы, проведенные на Крюках Любви всех форм и расцветок, я впервые входила в гостиничный номер не как какая-нибудь «изенбровая бикса» [32] .

А как «самая замечательная девушка этого города и этой ночи».

Но дальше этого витиеватого, подванивающего кишиневской давленой черешней титула дело не пошло. Аурэл Чорбу и не думал ко мне приставать. Настолько откровенно не думал, что досадный эпизод с футболкой в его кабинете терял всякий смысл.

Тогда зачем он пригласил меня сюда? Да еще провел в гостиницу таким странным способом? Да еще напоил двадцатипятилетней старушкой «Дойной»? А теперь смотрит на меня развеселыми коньячными глазами.

— Просто так, — неожиданно сказал Чорбу и сунул в рот чубук старенькой трубки. Я вздрогнула.

— Я позвал тебя просто так. Мне нравится на тебя смотреть.

— И все?

— И все. От вина и от женщины нельзя требовать больше того, что они могут дать.

— А откуда вы знаете, что я могу дать? — Мои профессиональные навыки были поставлены под сомнение и я немедленно взбунтовалась.

— Я вижу. Я уже говорил тебе: я всегда все вижу и всегда наблюдаю за всем. Я — хозяин…

И тут я с ужасом поняла, что снова набралась — второй раз за эту ночь. Но было уже поздно: мои руки обвили шею молдаванина, а губы ткнулись ему в усы. Усы были мокрыми от коньяка, а в их зарослях затерялись фиалка, базилик и черная смородина. И чуть-чуть граната. И чуть-чуть полыни…

— Так я и думал, — шепнул мне на ухо Чорбу, когда я наконец закончила терзать его усы. — Целоваться ты не умеешь.

От подобной клеветы я едва не задохнулась и еще крепче обхватила его за шею. И нащупала крошечную косичку, в которую были собраны его волосы. Его смоляные, избитые сединой волосы. Интересно, у японского поэта Басе была та же прическа?..

Но что бы ни думал по этому поводу давно умерший Басе, задорная косица смотрелась у сорокапятилетнего мужика явным атавизмом. Также, как и неухоженные усы. Так же, как и золотой зуб. Также, как и жилетка, прошитая конским волосом. Так же, как и пахнущие терпким потом подмышки. Уехать бы с ним, даже без обручального кольца на пальце, — и жить в кирпичном доме, рожать каждый год по двойне, доить коз, подвязывать лозу и давить какой-нибудь шардонне голыми пятками…

Шардонне.

Почему я вспомнила о шардонне?

Виноград сорта шардонне нравился Монтесуме-Чоколатль. Монтесума попала в затруднительное положение из-за меня. А я попала в затруднительное положение из-за убийцы Олева Киви. И совсем не факт, что этот убийца не сидит сейчас передо мной. Так почему я пялю на него глаза и ничего не могу с собой поделать?

Не мешало бы прислушаться к себе.

Но тело мое молчало. Да и тело Аурэла Чорбу наверняка помалкивало.

И все же, все же…

Траченный молью, горбоносый, заскорузлый молдавский крестьянин был совершенно ослепительным мужиком. Такой вполне мог заколоть виолончелиста и оставить Нож в груди: исключительно из любви к широким жестам. Исключительно…

— Да ты, я смотрю, засыпаешь, — как сквозь вату донесся до меня голос Чорбу. — Идем-ка в кроватку.

Он осторожно снял с меня ботинки и перенес на кровать. И я тотчас же закачалась на волнах выпитого за вечер вина. И дождь за окном… Или это Аурэл принимает душ, чтобы лечь рядом со мной и научить меня целоваться?.. Что ж, он не встретит никакого сопротивления с моей стороны. Зато как чудесно будет увидеть во сне его виноградники!.. А утром проснуться и…

Я подскочила как ужаленная: к моему величайшему изумлению, весь хмель куда-то пропал. Исчез. Выветрился сам собой. И все потому, что один раз я уже проснулась утром в этой гостинице. Этажом выше. И обнаружила бездыханный труп рядом с собой!..

Так стоит ли испытывать судьбу дважды?

Аурэла Чорбу в комнате не было. Что ж, тем лучше теперь я буду избавлена от тягостных объяснений.

Я подхватила ботинки, бросила прощальный взгляд на спиртное, которым был приправлен номер экзотичного молдаванина. И, осторожно прикрыв за собой дверь, оказалась в коридоре.

О том, что Аурэл Чорбу ринется за мной, я нисколько не беспокоилась.