Онлайн книга «У последней черты»
Наумов холодно и криво усмехнулся, но ничего не сказал. Тренев повернулся к Михайлову и с таинственным видом, но так громко, что все слышали, сказал: — Умный человек, ей-Богу!.. Но все врет!.. Это он просто со злости: ему, бедняге, должно быть, самому в жизни не повезло, вот он и кричит, что жизнь надо уничтожить!.. А я не хочу!.. Зачем?.. Жизнь славная штука!.. Тренев в решительном восторге размахнул руками. — Но многое и верно, ей-Богу!.. Он все-таки молодец, и я его очень люблю… Наумов, я о вас говорю… а? Наумов уже совершенно зло улыбнулся, но опять промолчал. — Кто врет?.. Сам ты врешь! — вдруг привязался Арбузов, через стол расслышав конец фразы. — Все верно!.. Дрянь жизнь, и больше ничего! По-моему, тут и философии никакой не надо и идей не надо, а просто сама по себе дрянь!.. Ну ее к черту!.. Ты как думаешь, Сережа? Михайлов блестящими глазами посмотрел на него, хотел что-то сказать, но только махнул рукой. Его прекрасное лицо было весело и ласково, как у ребенка. Ему все нравилось, и все казалось удивительно интересным. — Нет, врешь сам! — стучал кулаком по столу Тренев. — В жизни все-таки много хорошего! — Ну?.. Что? иронически спросил Арбузов. — Как что?.. Да много… Ну, женщины, любовь, товарищи, природа… Мало ли! — Тю! — крикнул Арбузов мрачно и зло. — Счастливая любовь пошлость, а несчастная — страдание!.. Вот!.. Запиши!.. А товарищи… где ты их видел, ротмистр?.. Все друзья-приятели до черного лишь дня!.. Пить вместе — можно, а что у кого на душе делается, черт его знает!.. И никогда не узнаешь!.. А коли не узнаешь, так какое же тут товарищество?.. Ты думаешь, он тебе друг, а он, может, жизнь твою разбить собирается… Ты, Сережка, как думаешь? — спросил он вдруг таким зловещим, почти грозным голосом, что Михайлов оглянулся. Но Арбузов уже не смотрел на него и, глядя почему-то на одного Рыскова, очень этим польщенного, продолжал: — Раз кто на месте стоит, уж туда не станешь, не столкнув… так что уж тут!.. Товарищи! Друзья!.. Ты знаешь, что я о тебе думаю?.. Ну, вот, что Краузе думает, знаешь?.. Нет. У, немчура длинная!.. Маска, а не лицо… от одного носа жуть возьмет!.. А… любовь, говоришь?. Э, брат!.. Арбузов махнул рукой и заорал: — Вот водка это — дело!.. Не вино и не водку, я кровь мою пью, ею горе мое заливаю!.. Плюнь!.. От хорошей жизни не запьешь, голову дурманом от счастья не заливают!.. Человек первый раз тогда и напился, когда невтерпеж стало!.. Тренев яростно отмахивался от него. — Нет, ты там что ни говори… — хотя в эту минуту ему ровно ничего хорошего в голову не приходило, а было, напротив, очень скверно, одиноко и тяжело. Он поймал вилкой на тарелке какой-то скользкий грибок, положил в рот и поморщился. — Правду я говорю? — не унимался пьяный Тренев, не довольствуясь молчаливым согласием. — Конечно, правду… подтвердил маленький студент. Арбузов злобно захохотал. — Если кто и виноват, так люди сами… продолжал Тренев. — Какие люди? — подхватил Арбузов, прищуриваясь. — Те, которые бьют, или те, которых бьют?.. Как вы на этот счет, Кирилл Дмитриевич? Чиж почувствовал, что вся кровь бросилась ему в лицо. Он растерялся и жалобно оглянулся кругом. — Глупо! — сказал он. — Что-о? — зловеще переспросил Арбузов и привстал. Его черные воспаленные глаза загорелись бешеным огнем. Он точно обрадовался предлогу сорваться с цепи. Чиж искоса взглянул на него и позеленел. — Вы слишком мною себе позволяете… — вставая, пробормотал он каким-то жидким цыплячьим голосом. — Много?.. Ах, ты… — крикнул Арбузов, но Михайлов схватил его за руку. — Захар, ну что ты! — крикнул он. — Оставь! — бешено рванулся Арбузов. — Не твое дело! — Перестань… или я уйду!.. Как тебе не стыдно? — продолжал Михайлов. Арбузов быстро повернулся к нему и с минуту неподвижно смотрел прямо в глаза. — Ну, садись, пей! Арбузов молчал и не спускал с него неподвижных глаз. Михайлов вдруг тоже замолчал и тоже пристально стал смотреть в глаза Арбузову, не выпуская его руки. Рука эта дрожала все сильнее, но не вырывалась. И почему-то Михайлов почувствовал, что если выпустить руку, Арбузов ударит его. Он побледнел, но еще крепче перехватил руку. Вдруг рука перестала дрожать и бессильно обмякла в пальцах Михайлова. Арбузов машинально освободил ее и не глядя сказал: — Другой раз не делай… не люблю… И заорал на весь клуб: — Ну, пей, ребята!.. Что там!.. Кирилл Дмитриевич, выпьем… Я так… я пьян!.. Ну!.. Руку! Чиж не подал руки, но его обступили, начали уговаривать. Арбузов сам подошел к нему, добродушно улыбаясь: — Да полно… Ну, что там!.. Помиримся! — Оставьте, Кирилл Дмитриевич, стоит внимание обращать!.. Ведь он же пьян! — говорил над ухом Чижа огорченный Тренев. Чиж со страшным усилием подал руку, не подымая глаз. — Ну, вот и ладно! — сказал Арбузов, крепко тряхнул руку Чижа и сейчас же забыл его. Некоторое время он молчал и пил как-то странно, внутрь себя глядя. Тренев уселся возле Чижа и, дружелюбно обняв его за плечи, говорил: — Вы напрасно придаете этому такое значение… Мало ли на кого может бешеная собака броситься… Арбузов вдруг захохотал. — Это я — бешеная собака?.. Браво, ротмистр!.. Верно!.. Кланяйся своей жене, ротмистр!.. Тренев оглянулся на него и добродушно сказал, повернувшись к Чижу: — Ну, вот… видите, какой он?.. Ко всем лезет!.. Но я его очень люблю!.. — А я тебя, ротмистр, терпеть не могу! — подхватил Арбузов. Его словно дергало. Видимо, он искал ссоры. — Ну, вот, — так же миролюбиво и опять-таки конфиденциально, одному Чижу, сказал Тренев, — я говорил?.. И ничего ему от меня не надо… дурак!.. Арбузов почесал затылок с самым мирным видом. — Ну, пусть… Не всем таким умным быть, как ты!.. И вдруг всколыхнулся весь. — А знаете, господа, что с нами будущий знаменитый писатель сидит!.. Вот уж где ума палата! Рысков обомлел. Арбузов смотрел прямо на него и злобно усмехался. Казначейский чиновник сразу же из желтого сделался красным, поперхнулся куском и пробормотал: — Захар Максимыч, вы обещали никому… |