Книга Помни, что ты смертный, страница 27 – Энн Грэнджер

— Показалось, что я вас услышал, сэр, — прошамкал он, не дожевав кусок. — Касвелл сейчас звонил. Письма пришли.

— Во множественном числе?

Пирс судорожно проглотил то, что было во рту.

— Одно анонимное, с наклеенными вырезками из газеты. Обычное дело. Другое нормальное, подписанное, от женщины по фамилии Гудхазбенд, проживающей в Касл-Дарси.

— Гудхазбенд? — Маркби порылся в памяти. — Я где-то недавно слышал это имя. Ах да, Либби доставляла ей почту в то утро, когда Касвеллы получили пакет.

— Похоже, она входит в группу активистов, защитников животных. Никакого насилия. Распространяют листовки, пишут в газеты, иногда устраивают демонстрации без нарушений порядка. На них за все время только одна жалоба от какой-то куриной фермы, где они устроили пикет. Сведения попали в прессу, о ферме пошла дурная слава. Они очень болезненно это воспринимают.

— Проверим. Попробуйте заглянуть в редакцию «Бамфорд газетт». Такие события часто освещаются местной прессой. Полагаю, Касвелл знал ее и до нынешнего письма? Раз они в одной деревне живут.

Пирс неуверенно посмотрел на начальника.

— Кажется, он затворником сидит в коттедже. Скажем так: теперь знает и бесится! Из-за шумихи с бомбой ей стало известно про его эксперименты с животными. Теперь она хочет с ним побеседовать. Я бы не сказал, что у нее много шансов.

— Вы велели ему сохранить конверт и письмо с вырезками? — требовательно спросил суперинтендент.

— Да, сэр. Все везет.

— Когда приедет, — тихо сказал Маркби, — я хотел бы с ним встретиться.

Лайам Касвелл приехал около одиннадцати утра. Вытащил из кейса конверты, с преувеличенной осторожностью положил листок с вырезками на стол суперинтендента:

— Довольны?

— Анонимку сейчас же отправим экспертам. — Маркби взял листок в руки. Такой же, как сотни виденных раньше. — Другое письмо, как я слышал, обычное и подписанное?

Лайам поколебался.

— Да. От одной сумасшедшей из нашей деревни. Вот!

Он сунул суперинтенденту конверт.

Маркби пробежал глазами страничку.

— По-моему, вполне разумно, доктор Касвелл. Определенно не от сумасшедшей.

Лайам вспыхнул, слегка подался вперед. Он сидел на стуле, вцепившись в кейс на коленях.

— Занесите в протокол, что мне не нравятся ваши манеры!

Алан Маркби вздернул брови.

— Если у вас есть жалобы, мы охотно рассмотрим. Разумеется, для серьезных претензий существуют общепринятые формальности.

Лайам зарычал.

— Вот о чем я говорю. Не о ваших словах, не о действиях, а о тоне. Вы держитесь так, будто я сделал что-то плохое!

— Иногда полицейским приходится выступать в роли адвоката дьявола. Я обязан задавать вопросы.

— Если бы я считал, что вы делаете свое дело, то смирился бы, — злобно парировал Лайам. — Но у меня сложилось впечатление, что вы свое дело не делаете. Любой мало-мальски компетентный коп уже взял бы мерзавца, приславшего бомбу!

Люди часто думают, будто полиция может творить чудеса, в который раз подумал Маркби. Но результаты дают рутинные процедуры, долгие и порой мучительные следственные действия, бумажная работа, сопоставление данных. А рутина требует времени. Он попробовал объяснить это собеседнику:

— Одна бригада отправилась в ваши лаборатории, доктор Касвелл, опрашивает всех и каждого, выясняет, не получал ли кто оскорбительных или угрожающих анонимных писем, предупреждает об осторожности, описывает признаки подозрительной корреспонденции и объясняет, что надо делать в случае ее получения. Пока никто не сообщил ни об угрозах, ни о подозрительных поступлениях. Подробное описание происшествия разослано по всей стране для сравнения с аналогичными инцидентами. Modus operandi [6] часто указывает на конкретного преступника или, в данном случае, на организацию. Проверяются все известные активисты движения в защиту животных в нашем районе и во всей стране. Сведений пока нет. Нужно время.

— Не верю. — Лайам опасно завращал глазами. — По-моему, все это означает, что, пока бомба кого-нибудь не отправит на небеса, вы так и будете сидеть в ожидании: вдруг что-то случайно откроется. Ради бога, какое имеет значение, что никто из сотрудников лабораторий не получал гнусных писем или взрывчатки? Я получил! Разве этого недостаточно? Чего вы хотите, массового убийства? Думаете, меня легко заменить? Я простой рядовой лаборант?

Маркби выплеснул раздражение:

— Я не говорю ничего подобного, доктор Касвелл! Считаю личным оскорблением любой домысел, будто мои сотрудники не прилагают к дознанию все силы. Понимаю, вы обеспокоены, но это не дает вам права высказывать безосновательные обвинения!

Лайам вскочил и затрясся от злости.

— Я выскажу любые обвинения, какие пожелаю! Меня преследуют маньяки! Я налогоплательщик. Я беру вас на службу, выплачиваю жалованье. И хочу знать, что вы собираетесь делать!

Голос его дрожал, лицо неестественно побелело, скривилось, как у человека, которого вот-вот хватит удар.

Суперинтендент взял себя в руки, как всегда жалея о вспышке. Но все равно у него чесались руки врезать Касвеллу в челюсть. Он заговорил холодным, официальным тоном:

— Как я уже сказал, письмо будет передано криминалистам.

Кивнул на коллаж из газет.

— А Гудхазбенд? Подпись и чертовски культурное изложение бредней не означает, что она не такая же фанатичка, как все остальные!

— Я встречусь с миссис Гудхазбенд, — коротко ответил Маркби. — Лично.

Лайам неприятно оскалился.

— Желаю удачи!

— Похоже, здорово струхнул, — заметил Пирс, когда Лайам выскочил из кабинета. — Думаете, его наконец достали? Понял, что дело не рассосется по его желанию?

— Струхнул? Очень хорошо, — пробормотал Маркби. — Пора кому-нибудь пугнуть его как следует. Если хорошенько перепугается, может, даже начнет сотрудничать.

Он взял в руки письмо миссис Гудхазбенд. Плотная кремовая бумага с тиснеными золочеными готическими буквами. Вряд ли авторша этого послания прибегает к грубым методам. Она соблюдает великосветские приличия.

— Попросите кого-нибудь ей позвонить, сказать, что я днем заеду, если удобно.

— Я дом видел, — сообщил Пирс, как бы подтверждая рассуждения босса. — Шикарный.

Возможно, «Тайт-Барн» когда-то действительно был десятинным амбаром. [7] В целом постройка сохраняла основные формы зернохранилища, а толстым каменным стенам не одна сотня лет. После существенных перестроек она теперь представляла собой впечатляющую резиденцию. Невероятно, чтобы отсюда отправлялись бомбы или подметные письма с газетными вырезками. Как свидетельствует опыт, обитатели таких домов чаще являются получателями подобной корреспонденции.