Книга Победный ветер, ясный день, страница 49 – Виктория Платова

— Милиция… — осенило вдруг одну из женщин. — В милицию звони, Костян!

— Ага, — промурлыкал тинейджер, но с места так и не сдвинулся.

— Там тебя быстро окоротят, голубчика! Там тебе пообломают рога-то! Там тебе так мозги промоют, что не обрадуешься, хулиганье! Звони в милицию, Костька!

— Не советую. — Бычье Сердце широко улыбнулся всей коммунальной кодле, демонстрируя зубы волкодава. — Я сам милиция. И в отличие от вашего толстозадого участкового цацкаться с вами не буду. Так что если кто рыпнется, будет у меня кровью харкать всю оставшуюся жизнь. Есть желающие?

Желающих не нашлось, и Бычье Сердце приступил к изложению программных требований.

— Значит, так. Старика Ивана Трофимовича не обижать, выказывать ему почет и уважение. И побольше искренности на харях. Проверять буду лично. Стол у окна " сегодняшнего дня тоже принадлежит ем;

Что еще? Ага. От дежурств по коммуналке Иван Трофимович освобождается. Собаку его… Как зовут вашу собаку, Иван Трофимович?

— Черчилль… Английский бульдог, — тряся головой, зачастил старик. — Я его потому так и назвал, что английский…

— Так вот, Черчилля встречать пионерским салютом. И чтобы без глупостей, а то я вас в бараний рог сверну. Вы у меня по этапу в кандалах пойдете. Грешков у вас, как я посмотрю, на десяток статей наберется. Так что сушите сухари, господа хорошие. Все ясно?

На кухне воцарилась гробовая тишина.

— Значит, все, — констатировал Бычье Сердце. — Просьба передать вышеизложенное господам Шулькисам, Петровичу и Степке, чтобы не было вони, что кто-то чего-то не знал. Или не слышал… Кто у вас там еще в квартиросъемщиках, Костян?

Прыщи на подбородке тинейджера запылали ярким верноподданническим огнем.

— Еще Яцура, но она второй месяц в больнице… А Гарик не считается. Гарик сам комнату здесь снимает.

— Молодец, — похвалил смышленого тинейджера Бычье Сердце. — Соображаешь.

Костян порозовел и даже шмыгнул носом от полноты чувств.

— Ну, что ж. Инцидент, как говорится, исчерпан. Не смею больше задерживать.

Или есть вопросы?

Сбившееся в кучу сатиновое бабье молчало. А вышедший вперед делегат со скалкой примирительно пробухтел:

— Вы тово… Могли бы спокойно обо всем сказать, а не погром устраивать. Мы ведь не дети малые, понимаем. А Иван Трофимович пусть не волнуется. Все будет в лучшем виде. Освобождай стол, Татьяна, — обратился он к бывшей хозяйке варенья.

— То есть как это — освобождай?! — взвилась та.

— Освобождай, я сказал! — Очевидно, за мужиком в трениках водились дела посерьезнее, чем травля одинокого пенсионера, и испытывать судьбу он не решился. — Переносите свои вещи, Иван Трофимович…

— А вы как же? — пролепетал обмякший старик.

— Ничего. Как-нибудь устроимся.

В садке с коммунальными пираньями наступило затишье, и Бычье Сердце посчитал свою миссию завершенной. Он с чувством пожал руку Пупышеву, по-свойски подмигнул Костяну и направился к выходу.

И только возле самой двери остановился.

— Буду вас навещать, — проникновенным голосом пообещал Бычье Сердце. — Очень уж вы мне понравились.

Кто-то из слабонервных коммунальщиц охнул, а до сих пор остававшийся за кадром второй мужик выронил мясорубку.

В сопровождении восхищенного Костяна Бычье Сердце продефилировал по коридору, дружелюбно раскланиваясь с опоздавшими на представление обитателями коммуналки. Уже в конце коридора Костян прошмыгнул вперед и широко распахнул перед Бычьим Сердцем створку двери.

Майор потрепал услужливого мальца по загривку и напутствовал его грозным: «Следи за порядком!» Вот тут и произошла заминка, а все из-за того, что Бычье Сердце нос к носу столкнулся с молодым человеком, собиравшимся войти в квартиру номер двадцать четыре.

— Привет, Гарик! — почему-то обрадовался тинейджер. — А у нас тут такое!..

— Здравствуй, Костя! — бросил молодой человек, пропуская Бычье Сердце. На слова Костяна он не обратил никакого внимания и сразу же скрылся в комнате — крайней от двери.

Ничего выдающегося в молодом человеке не было, но у Бычьего Сердца сразу же зачесалось в носу. Так было всегда, стоило только ему обнаружить изъян в стройной картине мира. Изъян мог быть самым невинным, незаметным человеческому глазу; он мог не портить картину, а, наоборот, украшать и дополнять ее. Так витражи украшают узкие бойницы нефов, превращая крепость в храм. И все же изъян оставался изъяном, инородным телом, соринкой в глазу, тополиным пухом в ноздре, вишневой косточкой в горле. Вот и сейчас вишневая косточка по имени Гарик прилепилась к сиверсовскому кадыку и никуда не желала двигаться. А все потому, что холеный, начищенный до блеска молодой человек наотрез отказался стыковаться с оголтелой коммуналкой Пупышева. Квартира на верхнем этаже подошла бы ему больше. Да и в самом Гарике прослеживалось некое сходство с мертвым Валевским; во всяком случае, Рома-балерун мог пройти мимо Бычьего Сердца именно так: брезгливо ускорив шаг. Он бы и нос зажал, если бы воспитание ему позволило. С точно такой же брезгливостью местный чистоплюй Гарик поздоровался с вертким прыщавым Костяном. И не проявил никакого интереса к волнующей душу склоке на кухне, что противоречило главному закону любой коммуналки. А Бычье Сердце хорошо знал этот закон: без драк, препирательств, мелких гадостей и крупных стычек по поводу замызганного очка в сортире коммуналка тотчас же испустит дух. Гикнется, скопытится, преставится, покончит жизнь самоубийством.

Бычье Сердце подождал, пока за Костяном захлопнется дверь, и прокашлялся.

От одного инородного тела в гортани избавиться удалось (и верно, какое дело Бычьему Сердцу до постояльца левой коммуналки?), зато напомнили о себе другие. А именно — рыжая дельтапланеристка, не очень удачно мимикрировавшая под продавщицу ларька.

Пришло, пришло время заняться ею вплотную. Так же как и несостоявшейся звездой Афиной Филипаки. Да и тушка примы-балерины Лики Куницыной тоже требовала разделки. Три грации, ничего не скажешь!.. От этих трех граций у Бычьего Сердца воротило с души, он бы с большим удовольствием занялся бы какими-нибудь железобетонными вымогателями или второразрядной перестрелкой в сауне при туберкулезном диспансере. Но выбирать не приходилось, тем более что кто-то из троих должен привести его к убийце. Это майор Сивере знал наверняка. И это несколько приподняло ему настроение, подпорченное коммунальной квартирой № 24. Согласившись пойти туда с Пупышевым, Бычье Сердце рассчитывал на полноценную, широкомасштабную, веселую и отчаянную драку, возможно, с применением подручных средств. Вот уж где бы он потешился! Вот уж где почесал бы заскучавшие кулаки! Но в коммуналке его нагло продинамили, а подобные обломы майор Сивере переносил тяжело. От подобных обломов не спасала даже дешевая мастурбация на пару с боксерской грушей.