Книга Темница тихого ангела, страница 21 – Екатерина Островская

Это было его первое в жизни посещение казино. И первые выигранные деньги. Хотелось еще немного поиграть, но Алиса потянула его за рукав, сказав так громко, что оглянулись игроки, сидящие за соседним столом:

– Поехали домой – я тебя хочу.

Они проследовали через весь зал к выходу, на них оборачивались, узнавая, конечно же, популярную телеведущую и разглядывая ее спутника, стараясь угадать, кто это. Некоторые посетители даже сфотографировали их на камеры мобильных телефонов.

Следующий день они плескались в бассейне и поднимались в спальню, снова спускались к бассейну и снова спешили наверх. Ночь показалась им короткой.

А потом был понедельник. Но отрезвление так и не пришло.

Они обедали в Барвихе в небольшом ресторане, где негр-тапер на белом рояле негромко исполнял регтаймы Скотта Джоплина, как Алиса вдруг опомнилась:

– Сегодня понедельник? Так у меня в два часа дня запись новой программы!

Оба еще в субботу утром отключили мобильные телефоны, чтобы никто не мешал им, а теперь наконец вернулись в реальный мир.

– В два часа запись, а уже начало четвертого.

И они помчались в столицу. Алиса вела свой родстер так, что у Торганова замирало сердце, несколько раз ему казалось, что все – столкновение со встречной машиной неизбежно, но Алиса умело вклинивалась между двумя попутками и, пропустив встречную, снова вдавливала в пол акселератор. У поста ГИБДД их все-таки остановили. Подошел инспектор, откозырял, но тут же узнал сидящую за рулем девушку и расплылся в улыбке:

– Автограф не дадите?

И с плохо скрываемой неприязнью оглядел Торганова.

Алиса достала из сумочки стодолларовую банкноту, расписалась на ней, протянула инспектору, и машина рванула с места.

«Я люблю ее, люблю, – пронеслось в голове Николая, – она красива, сексапильна, популярна, умна. Что еще надо? Так я и люблю ее. Кажется». Последнее слово зазвенело в ушах, снова защемило сердце предчувствием, и, чтобы избавиться от волнения, Николай посмотрел на профиль Алисы.

– Ну что ты так смотришь, – сказала она, почувствовав его взгляд, не оборачиваясь и продолжая следить за дорогой, – словно запоминаешь перед долгой разлукой.

– На сколько бы мы ни расставались, я буду очень скучать.

– Не успеешь: я приеду к тебе вечером.

Он вылез, родстер рванул и тут же затормозил. Задним ходом Алиса подогнала автомобиль к Торганову и крикнула через опущенное стекло:

– Я, кажется, начинаю любить тебя.

И умчалась.

«Кажется, начинаю…» – ту же самую фразу написала ему Мишел на своей фотографии, вспомнил Николай.

Слава богу, что первое его интервью было назначено на вторник.

Он ждал Алису, а явился Пал Палыч. Шабанов поставил на стол бутылку виски и осмотрел квартирку.

– Надо поговорить.

Николай напрягся, догадываясь, что разговор пойдет об его отношениях с дочерью Пал Палыча, но тот, откручивая пробку с бутылки, сказал:

– Твой российский паспорт готов. За это по тридцать капель.

Он наполнил подставленные Торгановым рюмки. После чего достал из кармана паспорт, раскрыл его и положил на стол.

– Вот здесь распишись. Только поставь русскую подпись.

Что Николай и сделал, удивляясь оперативности, с которой был подготовлен документ, удостоверяющий его российское гражданство.

– Теперь о главном. В пятницу ты станешь членом Комиссии по помилованию, но прежде встретишься с академиком Локотковым. Старик имеет право знать, с кем ему придется работать.

– Имеет, – согласился Торганов.

– Тогда и за это по тридцать капель.

Выпили, и Пал Палыч сразу поднялся.

– Пойду я.

Он подошел к двери и уже взялся за ручку, но обернулся.

– Чуть не забыл. Мне все известно про ваши отношения. Я – не слишком строгий отец, позволяю Алиске многое. Но тебе скажу: обидишь ее – огребешь кучу неприятностей. Ты понял?

– Да уж родной язык не забыл. А почему вы решили…

– По кочану, – перебил его Шабанов, – я не запугиваю, а просто говорю, что Алиска – девочка хорошая, не надо ее обижать.

Он ушел, а Торганов не мог понять: расстроен или нет Пал Палыч известием о связи дочери с известным, теперь уже российским писателем. И вообще, что он за человек? Почему у государственного чиновника, пусть и высокопоставленного, такая роскошная резиденция с кучей охраны? И день рождения дочери наверняка обошелся в немалую сумму.

Николай решил узнать что-нибудь у отца, набрал номер, но трубку сняла младшая сестра.

– Привет, привет, – затараторила она, – а я как раз собиралась тебе звонить. Купила сегодня газету «Калейдоскоп», где про всех звезд пишут. А там больша-ая статья про то, что у Алисы Шабановой новый бойфренд. Догадываешься кто?

– Откуда мне знать?

– Хватит притворяться! – обиделась сестра. – Там все про вас написано. И даже фотографии есть: вы в казино вместе, потом в ресторане, а главная – на которой вы целуетесь возле ее дома! Я вырезала и в твое досье поместила.

– Отец дома?

– Он сегодня вернется поздно.

– Ну, тогда до свидания. Только запомни: не все, о чем сообщают газеты, правда.

Вдруг Николай вспомнил, что уже несколько дней не работал. Включил компьютер и открыл файл со своим романом, который начал писать весной в Нью-Йорке.

«Все предначертано, но ничего не известно заранее. И в этом прелесть жизни и острота ощущений. Каждая случайная встреча и всякий мимолетный взгляд существуют в этом мире для тебя, так же, как и любовь, проходящая стороной, или чужая боль и страдания близких или посторонних тебе людей. Для чего мы здесь и что знаем о пространстве, нас окружающем? Старик, ловящий последние лучи солнца, не ответит. Промолчит и мудрый ребенок, который пытается понять мир, разглядывая божью коровку на своей ладони. Все в этом мире тайна, и не надо пытаться постичь ее, нужно просто удивляться и радоваться чуду твоего неслучайного появления в этом пространстве. Все молчит, и все ждет ответа. Но что сказала бы она – девочка-школьница, чья душа промелькнула ласточкой над весенним двором моего детства и растаяла в неверной памяти ушедшего утра?»

Торганов читал написанное и не понимал, для чего он это писал. Книга не получалась, а то, что получалось, казалось явной графоманией. Каждый человек, которому нечего поведать миру, пытается заставить окружающих поверить в выдуманные им глупости. Проще всего сделать это, назвавшись писателем. Но в голове у такого писателя нет ни мыслей, ни сюжетов, ни любви к миру – вот почему каждый графоман сочиняет историю о своей школьной любви, которой и не было вовсе.

А что было в жизни самого Николая и что есть сейчас? Кого он может вспомнить и оставить в своем сердце навсегда? Девушки из американских баров, лица которых промелькнут перед его мысленным взором с такой скоростью, словно они проносятся мимо за стеклом вагона подземки – нечеткие, расплывчатые? Джозефина, которая если и вызывала какие-то чувства, то далекие от любви и привязанности?.. Мишел, которая более всего на свете боится приближающейся старости? Мулатка – грациозная любительница танцев, ставшая содержательницей ночного клуба и довольная жизнью из-за того лишь, что носит трусики за пятьсот баксов?..