Книга Темница тихого ангела, страница 68 – Екатерина Островская

Николай кивнул и подумал: «Зачем он мне это говорит? Может, это вовсе и не таксист? А вдруг Пятаков пошел на попятный и решил сдать меня? Сейчас мы с ним в ресторане начнем обсуждать детали, а под столом установлен микрофон, который запишет все. Потом подойдут накачанные ребята, предъявят служебные удостоверения и вежливо попросят следовать за ними. Интересно, сколько по российским законам дают за организацию побега особо опасного преступника?»

Он подумал о своем аресте как о совершившемся уже факте и посмотрел на водителя. Тот был грузен и аккуратно выбрит.

– Вы надолго к нам? – спросил таксист.

– Не знаю.

– Никто не знает, что будет с ним завтра, – с философской грустью произнес водитель. – Некоторые приезжают ненадолго, на пару дней будто бы, а остаются навсегда.

– Это вы к чему? – не понял Николай.

– А к тому, что никто не может знать заранее свою судьбу. Вот я, например, – женатый человек. А позавчера в мою машину села моя бывшая одноклассница – Алка Романцова. Ух, как она мне нравилась раньше! Я думал тогда, что вот она – моя судьба. Но чего-то там у нас не срослось. А позавчера она и не заметила, кто за рулем сидит, а я замер почему-то, и все внутри у меня забурчало от старых воспоминаний. А она сразу достала мобильник и начала: «Тыр-пыр, тыр-пыр!» И все про деньги – у кого, сколько и откуда. «Ну, – думаю, – хорошо, что у нас с тобой ничего не вышло!» Это ж, представляете, всю жизнь такие разговоры слушать! А ведь раньше она книжки читала, очень этого любила, который про Маленького принца написал. Забыл только фамилию писателя – он, говорят, тоже таксистом был.

– Летчиком, – поправил Торганов.

– Ну, да, – согласился таксист. И остановил машину. – Приехали. Вот ваш «Пиноккио».

Пятаков в новом гражданском костюме сидел за угловым столиком. Пиджак, застегнутый на все пуговицы, топорщился на груди. А галстук, похожий на скрученный российский флаг, и вовсе выпирал наружу, словно переодетый полковник пытался спрятать за пазухой трехцветное велосипедное колесо. Перед Михаилом Степановичем стояла кружка пива, к которой он, судя по всему, не прикасался. Николай посмотрел на часы: пять минут седьмого – если он и опоздал, то ненадолго.

В просторном зале было почти пусто: лишь за одним из столиков расположилась небольшая компания – два худосочных паренька лет семнадцати и две их ровесницы – одна в чем-то полупрозрачном, а вторая в топике на узких бретельках. На сотрудников наружного наблюдения все четверо похожи не были. Еще за одним столом сидели двое мужчин с красными лицами. Обоим было под шестьдесят, и весь стол у них был заставлен закусками и бутылками. Эти двое уже и друг друга не замечали, хотя пытались о чем-то говорить.

Торганов прошел мимо них и услышал часть беседы.

– Почему я должен в качестве гарантии оплаты представлять векселя Сбербанка, а потом оплачивать поставку и получать свои векселя назад? – возмущался один из мужчин.

Второй словно и не слушал его.

– …с ней вообще невозможно куда-либо ходить – ей потанцевать хочется, а мне уже лень. И потом, вдруг знакомые засекут? Она у меня уже два года секретаршей пашет, говорит, что с мужем не спит, а как в кабак приходим, так по сторонам сразу зырк-зырк…

Пятаков заметил Николая, поднял руку и помахал, приветствуя.

Торганов, вспомнил о микрофонах и, подойдя, предложил:

– Может, за другой столик пересядем?

Начальник колонии возражать не стал. Они по диагонали пересекли зал и опустились за стол в противоположном углу. Здесь было потемнее, но над головами висела акустическая колонка, из которой вырывалась наружу популярная песня: «Гоп, гоп, гоп! Все будет хорошо, все будет хорошо, я это знаю…»

Торганов совсем недавно уже слышал эти счастливые вопли. Сейчас показалось, будто это глупая песня преследовала его и включалась в момент важных разговоров, словно кто-то специально заказывал ее с целью ослабить их внимание.

– Почему завтра? – спросил Николай.

– Как завтра? – переспросил Михаил Степанович.

– Я так понял из вашего сообщения.

– Я просто ошибся, – объяснил полковник, – у меня зубы сильно болели. Я поехал их лечить, мне поставили мышьяк, а через два дня, теперь уже послезавтра, велели приехать опять.

– При чем тут ваши зубы? – не понял Торганов.

– Так очень удобно: как раз пятница. Я уезжаю в Вологду на лечение зубов. Рощиной становится плохо, доктор докладывает моему заму и говорит, что необходима реанимация, заместитель звонит мне, а я в кресле у врача. Я отвечаю, мол, действуй по инструкции. Тот ответит, что не может людей снять с постов для сопровождения, так как не хватает личного состава. Ну, а поскольку смерть осужденной в колонии нам ни к чему, это же рапорты потом писать, объяснительные записки разные, комиссии организовывать, то он ее в больницу и спихнет – пусть там оправдываются. Это я все обдумал. Теперь давайте вместе рассчитаем по часам время нашей операции: ровно в десять я у врача, потом мне звонят, потом вызывают машину – раньше двенадцати она на место не прибудет. А у нас обед начнется – машину пропустят быстро. Ну и где-то в районе часа ваши люди должны быть готовы, чтобы перехватить на дороге.

Николай молчал.

– Послезавтра, а то потом поздно будет, – прошептал Михаил Степанович, – меня давеча начальство мое вызывало. Так мне прямо и намекнули, что если Рощина опять захочет вскрыть себе вены, то – пусть. Я ответил, что в таком случае будет служебное расследование, мне влепят выговор, а учитывая возраст, могут и турнуть. И потом наш доктор наверняка вытащит ее – он ведь Гиппократу клятву давал. И тогда начальник мой сам предложил: «Хорошо бы, если бы она не на зоне копыта отбросила. А в «Скорой помощи», например». Я, конечно, дураком прикинулся и спросил: «А как мы это организуем? Разрешения на вывоз больной никто не даст». Начальник долго-долго смотрел на меня, а потом сказал, что это не моя забота. Рощиной придет посылка с коробкой конфет. Вечером ей передадут передачку: какая ж баба удержится, чтобы не слопать сразу полкоробки. А утром ей плохо с сердцем будет. «Вызовите «Скорую», – посоветовал мне начальник, – до больницы ее доставят, а к вечеру в любом случае – летальный исход. А главное, что никакая медицинская экспертиза ничего не покажет, кроме как закупорку сосудов…»

– То есть ваш начальник сам предложил вам участвовать в убийстве Рощиной? – поразился Николай.

– Я думаю, что не сам. Мне кажется, его самого попросили.

– Кто?

– Люди, которым он не может отказать.

Пятаков быстрым движением глаз показал на потолок.

– Мне кажется, что его торопят, – продолжил он, – короче говоря, сделать это рекомендуется послезавтра.

– Убить Татьяну?

– Выкрасть, – покачал головой Михаил Степанович. – Вы, наверное, не предполагали, будто это легко. А я скажу, что это невозможно в принципе, но за свою часть реализации плана отвечаю лично, гарантирую даже. Главное, чтобы ваши люди все чисто проделали и чтобы потом их вместе с ней не сцапали. Нужны опытные специалисты. Ведь, если вы предложили мне принять участие в данном мероприятии, значит, у вас есть такие надежные люди? Иначе бы я не согласился: к чему рисковать жизнью и свободой, когда шансов никаких – тут уж никакого миллиона не надо.