Онлайн книга «Грехи людские»
– Ну а Элизабет? – заинтересованно спросил Алистер. – Она что ему ответила? – Мне казалось, что она вот-вот упадет в обморок. Побледнела и стояла как громом пораженная. Сказала ему, что им не о чем разговаривать и нечего обсуждать. – В таком случае, что бы между ними ни произошло, все уже кончено, – сказал Алистер и сделал жест, означающий, что лучше об этом забыть. Он с удовольствием посмотрел на зрелое, роскошное, с широкими бедрами тело Элен. Они лежали в постели в ее квартире в Цзюлуне. Том взял Джереми и Дженнифер в зоопарк (это было на следующий день после праздника Джереми), и Элен позволила детям переночевать у Тома. Она покачала головой: – Нет. Элен великолепно чувствовала себя в его объятиях. – Слышал бы ты, сколько страсти было в их голосах, видел бы ты огонь в их глазах! Было ясно, что вопреки словам они вовсе не намерены расставаться. Алистер гладил ее шею и плечи, потом дотронулся до груди Элен и с удовольствием потрогал ее соски. – Он настоящий подонок! – щелкнув языком, произнес Алистер. – Не понимаю, почему он так тебя интересует? – Мне он симпатичен. – Она чуть повернулась, чтобы ему было удобнее ласкать ее грудь. Элен любила нежные, неторопливые руки Алистера. – Мне нравится, что ему наплевать на так называемое общественное мнение, что ему совершенно все равно, что скажут, что подумают о нем люди. Мне правится и то, что он берет с собой подружку-малайку туда, куда остальные приходят только с белыми женщинами. В нем чувствуются необычность, простота и прямолинейность, он не слишком-то считается с требованиями хорошего тона. – Подумать только! – Алистер уселся на постели и с ужасом уставился на нее. – Может, тебе хотелось бы, чтобы и я вел себя точно так же? Оставляя дома жену, шлялся бы повсюду с разными шлюхами? И так врезал по очередному Джако Латимеру, чтобы дух из него вон? И чтобы просаживал десятки тысяч на ипподроме? И чтобы колесил повсюду в такой же чертовой «лагонде»? И вообще вел себя так, будто я хозяин всего этого острова?! Элен обвила его руками за шею и нежно привлекла к себе. – Конечно, нет, какой ты глупый! – мягко сказала она. – Ты мне нравишься таким, какой ты есть. Его голубые глаза потемнели. Она сказала «нравишься», а не «люблю». И он произнес чуть грубовато: – Этот человек – отъявленный негодяй! Он думает только о себе, на остальных ему наплевать! – Думаю, что ты не прав, – сказала Элен, обнимая его. Ее густые волосы волной лежали на подушке, большая грудь была похожа на крупные созревшие экзотические фрукты. Алистер склонился над ней, и Элен поощрительно улыбнулась. – Ему вовсе не наплевать на Элизабет, это я знаю наверняка. Он говорил о каком-то преподавателе, которого для нее раздобыл. Преподаватель по классу фортепиано... Но Алистер ничего не слышал. Он уже вошел в нее, а его руки крепко обхватили ее ягодицы. – О Боже... – простонал он, испытывая невыразимое блаженство. – О Боже, как я люблю тебя, Элен! Господи, как люблю... И на этот раз Элизабет загнала свой «бьюик» в их гараж на две машины, остановившись возле «райли» мужа. Ее руки дрожали, когда она выпустила руль. Черт бы его побрал! Проклятие! Как вообще он посмел скомпрометировать ее перед Элен и Жюльенной! А сколько там еще было слуг, да и детей... Под стеклоочистителем была засунута бумажка, но Элизабет даже не удосужилась вытащить ее: мало ли что могли придумать дети. Слуга придет мыть автомобиль и уберет. Она прошла в дом, отчетливо сознавая, что именно ей нужно делать. Ей вообще не следовало соглашаться на поездку в Гонконг, не нужно было прерывать занятия музыкой. Сейчас ей уже двадцать пять, черт возьми, целых двадцать пять! Для исполнителя это уже много. Если она и вправду хочет быть пианисткой международного класса, нельзя терять времени. Ей уже удалось завоевать две важные награды, благодаря которым она и оказалась на сцене, там, где всегда мечтала находиться. Но эти две награды не смогли упрочить ее репутацию. Поэтому она не получала предложений известных импресарио возвратиться в Англию и отправиться на гастроли. Вдали от родины она оказалась забыта. Чтобы не дать себе погибнуть – и спасти свой брак, – Элизабет во что бы то ни стало надо завоевать еще одну награду на каком-нибудь конкурсе, чтобы ее возвращение стало триумфом. – Привет, любимая! Ну как, хорошо повеселилась? – спросил Адам, направляясь к ней и набивая табаком трубку. – Да... Нет... – ответила она. Элизабет была не на шутку удручена. Адам рассмеялся и обнял ее за плечи. – Так все-таки – да или нет? Она через силу улыбнулась. – Ну, ты же отлично знаешь, что такое детские праздники и как там можно повеселиться. Шум стоял такой, что у меня голова раскалывалась. – Зато здесь у нас царила гробовая тишина, – улыбнулся Адам. – Я терпеть не могу возвращаться домой, когда тебя нет. – Как раз об этом я и хотела с тобой поговорить, – заявила она, решив сегодня выложить ему все начистоту. Она откровенно расскажет ему, каково ей сейчас приходится. – Адам, я хочу вернуться в Лондон. Через анфиладу комнат первого этажа они вышли на длинную веранду позади дома. Вечерами Адам предпочитал отдыхать именно здесь. Он сидел в кресле с бокалом в руке, любовался садом и холмами вдали, незабываемой панорамой вечерней Виктории, заливом и далеким гористым полуостровом. Адам сел на плетеный шезлонг и добродушно произнес: – Мы с тобой, кажется, все уже обсудили, Бет. О возвращении в Лондон и речи быть не может, тем более сейчас, когда началась война. Боже правый, да из Лондона эвакуируют детей, люди тысячами уезжают оттуда! – Но я не ребенок, Адам, – сказала она, садясь рядом и стараясь сохранить спокойствие. – А вернуться мне хочется не из-за войны, а по другим причинам, гораздо более эгоистичным. Лицо Адама выражало скуку. Ему в сотый раз приходилось выслушивать эти сетования жены. Но Элизабет давно уже привыкла к такой реакции мужа. Всякий раз, когда она принималась говорить о музыке, как бы вежливо ни пытался Адам ее выслушивать, его лицо мало-помалу делалось именно таким, скучным и невыразительным. Он не желал больше говорить на интересующую ее тему. С точки зрения Адама, музыка сделалась явной помехой в их семейных отношениях. В начале совместной жизни он, бывало, поощрял ее занятия, уверяя себя, что и сам получает от этого удовольствие. Но когда нужно было выбирать между переездом в Гонконг, куда стремился Адам, и жизнью в Лондоне, где Элизабет могла бы совершенствоваться, успешно концертировать, у нее не было права выбора, Адам сам принял единственно возможное решение. Точно так же как у нее не было выбора, когда ее отец решил вместе с Элизабет переехать в Ниццу. – Мне уже двадцать пять, Адам, – с усилием произнесла она, – и если я собираюсь впредь заниматься музыкой – а я очень этого хочу, – тогда мне во что бы то ни стало необходимо победить на международном конкурсе исполнителей. Ты не хуже меня знаешь, что это самый быстрый и эффективный способ стать знаменитой. И дело не только в общественном резонансе и не в денежной награде: дипломанты обычно выступают с лучшими симфоническими оркестрами мира. |