Книга Околдованная, страница 65 – Бертрис Смолл

— Почему? — удивился он.

— Потому, что две последние королевы, которых дала Франция Шотландии, звались Мадлен и Мария. Малышка Мадлен была дочерью короля, но умерла, не вынеся шотландских зим. Мария де Гиз — мать нашей королевы Марии Стюарт, матери Якова Стюарта. Она тоже была когда-то королевой Франции. Поэтому мы и назовем нашу дочь Мадлен Мари.

— Мадемуазель Мадлен д'Олерон, — протянул Себастьян. — Что ж, мне нравится.

Малышка была крещена отцом Бернаром и Рыжим Хью, Крестными матерями стали мадам де Бельфор и мадам Сен-Омер, К удивлению родных, Отем попросила стать крестным отцом Адали.

— Только он, — твердо объявила она. — Адали такой же добрый христианин, как все мы, и я знала его с самого рождения. Лучшего крестного для Мадлен не сыскать.

И вот теперь старик гордо стоял рядом с тетушками Отем на крестинах младенца и молился, чтобы Господь дал ему сил увидеть, как девочка вырастет. Конечно, это было бы чудом, но ведь и чудеса случаются, хоть и редко.

Прошел год, и в свой первый день рождения Мадлен выглядела настоящим пухленьким ангелочком с темными локонами и дымчато-голубыми глазами. Она уже ходила и оказалась особой весьма решительной. Ко второму дню рождения она без умолку говорила и бегала на крепеньких ножках. Родители обожали ее, как, впрочем, и все окружающие, потому что по природе Мадлен была милым ребенком, несмотря на природное упрямство и стремление во всем поставить на своем. Она действительно старалась добиться желаемого, но, надо отдать ей должное, никогда не таила зла, даже если ей отказывали в просьбе.

Отем снова ждала ребенка к весне. Но несколько дней спустя после дня рождения Мадлен с виноградников примчался крестьянин, криком призывая госпожу маркизу. Лафит, увидев людей, несущих что-то тяжелое, ахнул и попятился. Госпожа метнулась из дома, и ее отчаянные вопли огласили окрестности.

Крестьяне, тащившие Себастьяна на наскоро сколоченных носилках, внесли его в дом. Побелевшая Отем шла рядом с ними, взяв мужа за руку.

— Пошли за моей матерью, — приказала она Лафиту, — и за доктором, если таковой есть поблизости. А вы несите его наверх.

Мужчины уложили маркиза на постель. Лили и Оран разразились горькими слезами при виде хозяина. Но Отем полоснула их мрачным взглядом.

— Слезами горю не поможешь! — рявкнула она. — Помогите мне раздеть его. Марк, возьми у камердинера ночную сорочку хозяина. — И, наклонившись над мужем, пролепетала:

— Сейчас, сердце мое, все будет хорошо. Где болит?

Он с трудом показал на грудь. Оран принесла чашу с вином, и Отем, подложив под спину мужа подушки, принялась его поить. Себастьян пил крошечными глотками.

Втроем женщины сумели переодеть его и укрыть одеялом. Себастьян слабо сжал руку жены.

— Я… умираю, — выдохнул он. — Священника…

— Я поеду, — поспешно вызвался Марк, не слушая протестов Отем. Ему было страшно признаться даже себе, что хозяин прав. Он действительно умирает.

Лакей выбежал из комнаты и нашел Лафита.

— Месье, маркиз требует священника. Где он?

— В церкви в Аршамбо, — почти всхлипнул мажордом.

Молодой слуга бросился в конюшню и, оседлав лошадь, погнал ее галопом по дороге в Аршамбо.

Отец Уго молился в деревенской церкви.

Марк, задыхаясь, сообщил:

— Наш господин, маркиз д'Орвиль, умирает. Святой отец, он молит вас приехать к нему. Возьмите мою лошадь. Я должен известить графа де Севиля, а тот отвезет меня обратно.

С этими словами он выбежал из церкви и направился прямо в замок. Выслушав печальную весть, граф приказал запрягать карету для сестер, а сам вместе с Марком отправился на конюшню за лошадьми. Не теряя времени, они поскакали в Шермон.

— Он еще жив? — первым делом осведомился граф у Лафита.

— Жив, ваше сиятельство. С ним святой отец и мадам, — пробормотал мажордом. — За госпожой герцогиней уже послали.

— Вам известно, что случилось?

— По словам работника, маркиз, как всегда, трудился вместе со всеми на виноградниках, собирая гроздья, как вдруг схватился за грудь. Лицо исказилось судорогой, и он с громким криком повалился на землю, да так и не смог встать.

— Как только мадам Жасмин прибудет, проводите ее наверх, — велел граф.

Маркиз неподвижно лежал в полутемной спальне, освещенной всего двумя свечами. Рядом бормотал молитвы отец Уго. По другую сторону сидела Отем с окаменевшим лицом, на котором жили лишь измученные глаза. Она изо всех сил сдерживала рыдания. У нее на коленях сидела двухлетняя дочь.

Мадлен была не по-детски серьезна, словно понимала, что происходит нечто ужасное. Граф де Севиль ободряюще сжал плечо племянницы. Отем подняла голову и слабо улыбнулась.

— Не понимаю, — выдавила она. — Этого не должно было случиться, дядя. Как такое может быть?

— Не знаю, Отем, — вздохнул он, садясь в придвинутое Лили кресло.

Они долго молчали, прислушиваясь к затрудненному дыханию умирающего. Отем с трепетом наблюдала, как лицо мужа словно расплывается, тает под ее взглядом. Нет, это просто дурной сон! Она нещадно щипала себя в надежде проснуться и увидеть, что все осталось как прежде, как вчера.

Они были так счастливы. У них есть дети! Он не может умереть! Не может! У него есть ради чего жить!

Она вздрогнула, ощутив прикосновение холодных пальцев мужа.

— Дорогая, — шепнул он. Голос казался на удивление сильным. Но Отем, не в силах вымолвить ни слова, только смотрела в любимое лицо.

Себастьян нежно улыбнулся и из последних сил стиснул руку жены.

— Je t'aime et notre Madeline aussi, — сказал он. — Je t'aime [9] .

Глаза его закатились, и с последним вздохом жизнь покинула его.

Отем зажала рот, чтобы заглушить тоскливый вопль. Священник встал и, перекрестив усопшего, закрыл ему глаза Оран с неожиданной заботой взяла сонную девочку у матери и поспешила в детскую. Только когда дверь за ними закрылась, Отем безутешно зарыдала, заливаясь слезами. Лили и граф растерянно взирали на нее, не зная, как помочь.

— Он умер, причастившись и получив отпущение грехов, — попытался утешить скорбящую вдову отец Уго.

— Он умер слишком молодым, и так скоропостижно! — воскликнула Отем. — Что это за Бог, который допускает подобную несправедливость? Отвечайте, святой отец, что это за Бог, отнимающий молодого человека у семьи в расцвете сил?!

— Мне трудно ответить на это, госпожа маркиза, но знаю, что у Господа на все есть причины, даже если мы в своем невежестве не видим и не понимаем их.

— Скажите это моим осиротевшим детям! — с горечью бросила Отем.