Книга Любовь на все времена, страница 28 – Бертрис Смолл

— Думаю, он старается быть скромным. Кроме того, это наша первая брачная ночь.

— Конечно, — согласилась она и, подняв крышку с одного из блюд, воскликнула:

— Перепел! О, я очень люблю перепела! — И положила себе одну из маленьких птичек, поджаренных как раз в меру.

Конн мягко улыбнулся. Она нервничала.

— Положи мне тоже одну птичку, мадам, — попросил он.

Эйден положила мужу на тарелку перепела, толстый ломоть говядины, кусок пирога с кроликом, полную ложку мелких белых луковичек, тушенных в молоке и в масле, и ложку моркови. На отдельной тарелке она подала ему щедрую порцию мидий, сваренных в белом вине, и полила их сверху дижонским горчичным соусом.

— Что ты будешь пить, милорд?

— Эль.

Она налила ему полный кубок, а потом, поставив его на стол, подала ему салфетку. Сидя напротив нее, он видел, что ее тарелка так же полна, как и его, и ни один из них не сказал ни слова, пока они жадно ели. Она отломила ломоть хлеба от круглой деревенской булки и подала его Конну, потом отломила ломоть себе и подобрала им подливу со своей тарелки. Она пила белое вино — несколько многовато, как показалось ему, когда она наполнила кубок в третий раз.

Наконец она откинулась на спинку стула с довольным выражением на лице и сказала:

— Больше не могу есть!

— На буфете пирог с крыжовником, — сказал он. Она с сожалением покачала головой:

— Не могу. Не сейчас. Я устала. Утром пришлось так рано встать, да я и не спала большую часть ночи. Сейчас хочу лечь спать.

— Иди и готовься ко сну, мадам, — сказал он. — Позволь мне помочь тебе с платьем. — Он повернул ее и расстегнул платье.

Эйден даже не оглянулась на него. Она прошла в спальню и, войдя в комнату, закрыла за собой дверь. В замке был ключ. Она тихо повернула его. Сегодня он не войдет в эту комнату. Она приняла это решение две ночи назад, когда они впервые познакомились. Ее мать приехала из Ирландии, чтобы выйти замуж и разделить ложе с незнакомым мужчиной, но тот случай был иным. Бенин воспитывали так, что она была подготовлена к этому. С ней же все иначе. Эйден всегда предполагала, что, когда придет время выходить замуж, она будет хорошо знать своего суженого.

«Ты же выбрала его, — говорил ей ее внутренний голос. — Почему ты выбрала его, если ты не хочешь его?»

— Я очень хочу его, — прошептала она, — но до этого мы должны лучше узнать друг друга. Я не хочу походить на других девок, с которыми он имел дело.

Сняв платье, она аккуратно развесила его на стуле, потом сложила стопкой нижние юбки, сорочку и чулки. Мег положила на кровать шелковую ночную рубашку, и Эйден натянула ее через голову. У рубашки был высокий воротник с розовыми лентами, которые она завязала, и широкие рукава, отделанные кружевом. Эйден не торопясь умыла лицо, руки и прополоскала рот водой из таза, которая грелась в камине. Потом расчесала волосы и наконец, натянув маленький батистовый ночной чепчик и завязав бантом розовые ленты, забралась в удобную кровать напротив камина. Она уже засыпала, когда голос за дверью позвал ее:

— Эйден, можно мне войти?

Она насторожилась и не знала, отвечать ей или нет. Наконец она решила притвориться, что уже заснула. Он постучал в дверь.

— Эйден! С тобой все в порядке? Ответь мне! В его голосе слышалась тревога, и она почувствовала себя виноватой.

— Я легла спать, милорд, — сказала она тихонько.

— Я тоже хочу лечь спать, Эйден. Открой дверь.

— Ты будешь спать в гостиной, милорд.

— Неужели? — В его голосе прозвучала угроза.

— Ты не можешь ожидать, что я охотно впущу в свою постель мужчину, которого плохо знаю, милорд. Я не какая-нибудь ветреница, как те женщины, с которыми ты имел дело при дворе!

— Меня вряд ли можно назвать незнакомцем, Эйден. Я твой муж.

— Но я не знаю тебя! — простонала она, а потом тихонько взвизгнула, когда дверь в спальню распахнулась от удара.

С минуту его силуэт был четко виден в дверном проеме и казался таким большим, что ей вдруг стало страшно.

— Мадам! Между нами не будет запертых дверей, никогда! Ты поняла меня?

— Если ты подойдешь еще ближе, — выпалила она в ответ, — я подниму воплями весь постоялый двор.

Она прижала простыни к груди, в свете камина было заметно, как косточки ее пальцев побелели.

— А переполошив воплями постоялый двор, что ты расскажешь тем, кто придет, Эйден? Что случилось, чего надо бояться?

Она подняла лицо и вызывающе посмотрела на него.

— Я закричу, — повторила она свою угрозу. Он сел на край кровати, и она ахнула, но он угрожающе сказал:

— Если ты закричишь, я поколочу тебя! Пораженная, она плотно сжала губы.

— Так-то лучше, — сказал он. — А сейчас послушай меня, моя жена, тебе не надо бояться меня этой ночью или в любую другую ночь. Я уже понял, что ты гораздо наивнее большинства шестнадцатилетних девушек, не говоря уже о двадцатитрехлетних. У меня никогда не было необходимости прибегать к насилию, и то, что ты по праву принадлежишь мне, не изменило моего мнения в этом отношении. Я собираюсь раздеться и лечь в эту постель, но между нами ничего не будет, . Эйден, пока ты не созреешь для этого. Ты поняла меня?

Она кивнула, но потом спросила:

— Почему ты должен спать в этой кровати?

— Потому что другой нет, а здесь чертовски холодно. Когда мы приедем в Перрок-Ройял, мы можем иметь раздельные спальни.

— В Перрок-Ройял только одна хозяйская спальня.

Это не самый большой дом в мире, милорд.

— Тогда мы оставим все так, как договорились, но я никогда не буду брать тебя силой. — Он встал с кровати и стал раздеваться перед камином.

Она никогда раньше не видела мужского тела. Любопытствуя и страшась, следила за ним сквозь полуприкрытые глаза. Он такой огромный. Одежда часто увеличивала мужчину, но в случае с Конном это было не так. Его длинные, стройные ноги переходили в упругие ягодицы, которые заканчивались узкой талией, расширяющейся к спине и плечам. Когда он повернулся, чтобы умыться в тазу, который оставил ему Клуни, Эйден зажмурилась. Она не была еще готова увидеть все! Она почувствовала, как кровать прогнулась под его весом, и мгновенно напряглась.

— Ты уже спишь? — спросил он ласково.

— Н-нет.

— Тогда иди ко мне, — тихо сказал он и положил ее на свою руку, так что ее голова легла ему на плечо.

— Вот так! Разве так не уютно, Эйден? Ты поцелуешь меня на ночь?

— Если хочешь, милорд.

Проклятие! Она чувствовала себя такой дурой! Он так благоразумен, так бережно относился к ее чувствам. Неужели это тот мужчина, который пользовался репутацией повесы и развратника? Почему он так добр?