Книга Царица Пальмиры, страница 72 – Бертрис Смолл

Он влепил ей пощечину. Красный отпечаток длинных пальцев пересек ее гладкую белую щеку. Кариеса пронзительно вскрикнула от возмущения, и ее высокий голос снова и снова звенел по всему дому, пока наконец в комнату не вбежали Дагиан, Аул, Луция, Эвзебия и многочисленные рабы с широко раскрытыми от удивления глазами.

Кариеса, туника которой внезапно оказалась разорванной на плече, бросилась в объятия изумленной Дагиан, неистово рыдая.

— Ох, мама Дагиан, он пытался сделать со мной… сделать со м-м-мной… Это так глупо и неестественно! Совсем не то, чего, по словам моей дорогой тети Ульпии, от меня могли ожидать а мою первую брачную ночь!

И она снова принялась всхлипывать, несколько раз икнув для большего эффекта.

— Назад по своим комнатам, вы все! — приказал старый Кастор, мажордом Александров, пытаясь загнать рабов, чтобы они не стали свидетелями того, что было, очевидно, семейной ссорой.

— О нет! — громко произнес Марк. — Раз уж моя жена начала все это публично, то мы и закончим это тоже публично. Вы все останьтесь! — Он повернулся к матери. — Не трудись, пытаясь утешить ее, мама. Она — законченная лгунья и искусная актриса, а кроме того, совершенно очевидно, что она умелая проститутка. Моя краснеющая невеста только что сообщила, что она уже несколько месяцев беременна и вышла за меня замуж только для того, чтобы дать своему ребенку подходящее имя.

— Аврелиан убьет тебя за это! — прошипела Кариеса, внезапно овладев собой. Ее красивое лицо исказилось от ярости.

— Я убил бы тебя, — ответил Марк, — но вместо этого собираюсь покинуть Рим сегодня ночью. Я разведусь с тобой, как только достигну Пальмиры.

— Ты никогда не разведешься со мной! — пронзительно закричала она. — Аврелиан не позволит тебе развестись со мной! Марк взглянул на двух своих сестер.

— Уберите ее с глаз моих долой! — приказал он. — Заприте в какой-нибудь комнате подальше от остальных домашних, где она не сможет причинить неприятностей! Я не могу вынести вида этой шлюхи!

С помощью двух сильных молодых рабов Луция и Эвзебия сделали то, что им велел брат, и увели Кариесу из атрия. Она в величайшей ярости выкрикивала им угрозы и ругательства.

— Вот теперь ты можешь отправить рабов спать, — сказал Марк, обращаясь к старому Кастору.

— Тебе следовало бы позволить мне все рассказать ему, — обратился Аул к Дагиан.

— О чем? — спросил Марк.

— Я знал о репутации Кариссы. Хотя она и император были осмотрительны, но все же не настолько.

— Это не имело бы никакого значения, — ответил Марк. — Я ходил к императору, и он сказал, что если я не женюсь на ней, он уничтожит нашу семью.

— Я не должна была позволять тебе приносить себя в жертву ради нас, Марк. Возвращайся сегодня ночью в Пальмиру! Мы выдержим эту бурю!

Он сел, и его голова устало склонилась на руки.

— Я буду рад, если ты приедешь ко мне, мама, но почему-то чувствую, что ты пожелаешь вернуться с Аулом в Британию. Поезжай с ним, если таково твое желание, или живи с Луцией или Эвэебией, но только уезжай, молю тебя, из этой сточной ямы, в которую превратился Рим. Я никогда не вернусь сюда. Клянусь! Я никогда не вернусь!

— Ох, Марк, мне так жаль! Мне так жаль! — отрывисто Произнесла Дагиан.

— Марк прав, мама, — заговорил Аул. — Теперь Рим — не подходящее для жизни место. Почему, думаешь ты, я предпочту обосноваться в Британии? Аморальность и продажность здесь невероятные. С каждым днем богатые становятся все сильнее, а Могущественные — еще более могущественными. Простые граждане, которые в нормальных условиях были бы честными и упорно трудились, втаптываются в землю, а лентяев вознаграждают за самую их леность. Это — не римские обычаи. Упомяни только о старых обычаях прилежания, трудолюбия, честности, хороших манер и почитания богов — и люди посмеются над тобой. Ну что эк. Новые обычаи — не мои обычаи, это далеко не лучшие обычаи, и я не собираюсь терпеть их. Аврелиан предпочел всучить Марку свою шлюху именно из-за той добродетели, в которую мы верим, мама. Он знал, что Марк не будет, подобно столь многим из этих новых римлян, покидать свою семью или игнорировать свои обязанности.

— Мама! — В комнату поспешно вошла Луция. — Мама, отец…

— Я иду, — ответила Дагиан и поспешила из комнаты.

— Он умирает? — спросил сестру Марк.

— Думаю, да, — ответила она.

— Вы с Аулом пойдете туда?

— Через несколько минут, Луция. Где ты оставила Кариесу?

— В старой комнате няни на втором этаже, в дальнем конце дома.

— А теперь ступай, Луция. Мы скоро придем.

— Что ты собираешься делать, Марк? — Аул с любопытством наклонил голову набок.

— Если он умирает, значит, захочет увидеть нас всех, в том числе и свою новую сноху. Я знаю, что могу рассчитывать на твою помощь, мой младший брат.

— Да, можешь, мой старший брат! — улыбаясь, согласился Аул.

Когда они вышли, Марк сказал:

— У нас еще будет время поговорить перед моим отъездом. Я собираюсь продать наше дело здесь, в Риме, но тому, кто будет распродавать товары, которые ты будешь присылать сюда из Британии, а я — с Востока.

— Согласен, и думаю, что знаю человека, на которого можно положиться.

Они подошли к комнате Луция Александра и осторожно заглянули внутрь. Дагиан отошла от мужа и поспешила к сыновьям.

— Это конец, — тихо произнесла она. — Он умрет еще до рассвета.

Братья поднялись на верхний этаж, остановились перед тяжелой деревянной дверью в конце коридора и подняли тяжелый засов.

— Ты, ублюдок!

Кариеса, лежавшая на полу, протянула руку, и хотела вцепиться в Марка.

С выражением отвращения на лице он схватил ее за запястья и грубо рванул вниз.

— Заткнись, ты, сука, а то, клянусь, я задушу тебя, племянница ты императору или нет!

Она в ярости взглянула на него.

— Ты делаешь мне больно! — сказала она.

Он не обратил внимания на ее жалобу и не отпускал руки.

— Мой отец умирает. Кариеса, и желает, чтобы вся семья собралась вокруг него. Сейчас ты пойдешь со мной и будешь себя вести, как положено хорошей жене-римлянке — скромно, тихо и почтительно.

— Нет! Я объявляю твоему отцу, что ношу сына Аврелиана и что мой незаконнорожденный ребенок будет носить его гордое патрицианское имя! Пусть он с этой мыслью и уйдет из мира живых, пусть знает, что бессилен, и что даже ты бессилен и ничего не можешь поделать с этим!

Ее красота внезапно исчезла и на него смотрела женщина с обликом змеи.

Марк заговорил тихим голосом, но Аул ясно услышал в нем угрожающие нотки.

— Нет, Кариеса. Ты будешь паинькой, скромной, тихой и почтительной. Иначе, клянусь, я сброшу тебя с крыши этого дома и объявлю, что ты совершила самоубийство, когда я попытался потребовать у тебя выполнения своих супружеских обязанностей. — Он улыбнулся, но выражение его глаз было безжалостным. — Я хочу надеяться, что ты дашь мне этот шанс убить тебя, — сказал он.