Онлайн книга «Интимные услуги»
|
– Виктор Сергеевич, три минуты! – предупредила Катя. – Сейчас я выйду. – Не спеши! – покровительственно остановил босс. – Не надо торопиться. Он подошел к окну и остановился за Катиной спиной. Она напряглась, испытывая неловкость оттого, что в тылу находится опасный зверь. Автоответчик ждал, Катерина медлила, не решаясь обнаружить перед начальством свою недобросовестность: Виктор Сергеевич поручил сделать запись еще утром, а она дотянула до самого вечера. – А ведь на улице совсем весна, – сказал шеф, – скоро апрель. Он вернулся в центр приемной, снял пальто и бросил на кресло. – Ну что, Катерина… Катя вдруг ясно осознала, что шаги в коридоре давно стихли, здание погрузилось в тишину, а она осталась в кабинете наедине с президентом «Шелтера», поедающим ее жадными глазами. – Мне надо одеваться, Виктор Сергеевич, вы не могли бы выйти? – с трогательной надеждой в голосе спросила Катя. – И куда ты торопишься? – насмешливо сказал он. Виктору Сергеевичу понадобилось пять секунд, чтобы приблизиться к столу, вытащить из-за него упирающуюся и взволнованную Катерину и бросить ее на кожаный диван. Катя тут же вскочила, но была впечатана в скользкую и блестящую кожаную обивку могучими килограммами босса. – Что, красотка, шутки кончились? Глаза Виктора Сергеевича сияли огнем неутоленной жажды. – Пролила на меня кофе, уколола булавкой, испортила шины автомобиля… Список твоих героических подвигов. Настал черед расплачиваться за мои страдания. – Виктор Сергеевич, отпустите меня! Я буду кричать! – Катя задергалась, завертелась в тесном пространстве между диванными подушками и начальником, чем доставила последнему несравненное удовольствие. Он даже облизнулся. – Кричи, – согласился Виктор Сергеевич. – Но если надеешься привлечь чье-то внимание, то напрасно. Кричи, у тебя очень приятный голосок. Катя дергалась в железном обруче и едва не плакала. Она вспомнила, как дралась с уличным грабителем, защищая скромные покупки. Виктор Сергеевич посягал на несравнимо большее, чем дезодорант и крем, но Катя испытывала абсолютную беспомощность, сдавленная на диване тяжелым ликующим мужиком. Слезы брызнули сами собой. – Неужели вы меня изнасилуете? Нет! – Почему нет? – искренне удивился Виктор Сергеевич. Он не видел никаких препятствий для завершения своего коварного плана. – Но мне кажется, ты подумаешь и сама согласишься. Почему ты плачешь? В чем проблема? Ты что-то теряешь? У тебя будет все, что ты захочешь. Неужели я так отвратителен что невозможно согласиться? Я уродлив, дурно пахну и покрыт прыщами? Нет, лицо Виктора Сергеевича было благообразно, одежда ароматна, волосы пушисты, кожа гладка, ногти тщательно подстрижены. Но мысль о том, что сейчас он грубо распорядится ею, заставляла Катю рыдать в голос. – Ни одна секретарша не доставляла мне стольких хлопот! – продолжал разглагольствовать президент фирмы, удобно разместившись на задыхающейся Катерине. – Ты самый трудный экземпляр. Но в этом весь смак. Сопротивление увеличивает твою ценность. Мне будет еще приятнее взять тебя. Сейчас. – Нет! – кричала Катя, отворачивая голову, чтобы избежать прикосновений его губ. – Какая ты свежая, душистая, соблазнительная! – Отпустите меня! – Нельзя безнаказанно оставаться такой соблазнительной! Катя закрыла глаза и резко дернула головой. Лоб Кати и нос начальника соединились в одной точке пространства, и Виктор Сергеевич зарычал от боли. Он прекратил дискуссию и зло и увлеченно стал рвать Катину одежду. Но тут в коридоре послышались шаги, и кто-то настойчиво дернул два раза ручку двери. Раздался голос Киры Васильевны: – Катя! Ты еще там? Ты переодеваешься? Открой! – Кира Васильевна! – заорала Катя. – Кира Васильевна, не уходите! Никогда еще голос Киры Васильевны не казался ей столь мелодичным и прекрасным. – Катя! У тебя форточка не закрыта! Не включается сигнализация! Открой! Виктор Сергеевич выругался сквозь зубы, отшвырнул Катерину в сторону, схватил пальто, распахнул дверь и выскочил в коридор, едва не сбив с ног менеджера персонала. Та тут же проникла в кабинет и обнаружила в нем Катерину в мятой расстегнутой блузке, задранной юбке, со спутанными волосами, красными, мокрыми от слез глазами и лиловой шишкой на лбу. – Что случилось? Катя продолжала рыдать, не в силах остановиться. – Он хотел меня изнасиловать! Кира Васильевна достала платок и стала вытирать Катино лицо. – Вы, юные девушки, так легкомысленно ведете себя! – говорила она, группируя влагу на отдельных участках щек и промокая ее платком. – Каким образом ты оказалась в запертом кабинете с президентом? Ну, вставай. Я закрою форточку. Одевайся и пойдем. Подожду тебя внизу. Катя торопливо собрала волосы в пучок, посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась увиденному. Кассета в автоответчике все еще крутилась. – Не может быть! – прошептала Катя. – Неужели опять? Она отмотала пленку назад. Включила. Да. Она снова, сама того не подозревая (как в случае с диктофоном), записала на автоответчик всю сцену покушения. Отчаянные вопли и холодные угрозы Виктора Сергеевича были зафиксированы бесстрастным магнитофоном. Катя шмыгнула носом, достала кассету и спрятала ее в карман. * * * – О, какие красавицы у тебя здесь! Коллекционируешь? Максим Колотов рассматривал фотографии в комнате Андрея. – Не моя коллекция. – Вот этих двух я где-то уже видел. – Сконцентрируйся. – Что-то до боли знакомое… – Максим снял очки и начал тереть переносицу. – У всех этих красавиц один общий недостаток – они мертвы, – подсказал Андрей. – Точно. Я видел эти фотографии по телевизору. – Значит, это коллекция маньяка? – Да. – Как успехи? – сочувственно посмотрел на друга Максим. – Никак. – Обманывать нехорошо. Боишься, что я использую откровения в качестве материала для статьи? – Тебе это свойственно. – Ну прости. Грех журналистов и писателей перевоплощать жизненные случаи, диалоги, доверительные беседы в страницы убористого текста, который можно выгодно продать. Кстати, когда закончишь дело, начинай писать мемуарный роман. «Как я ловил маньяка» или «Бескровный след убийцы», что-то в этом духе, я помогу найти издателя. – Сколько уже жертв? Если судить по фотогалерее в твоей спальне – семь. – Да, семь. И оставь свой веселенький тон. Семь жертв – это семь трагедий, и каждая для меня – как постоянный укор, что я не смог ее предотвратить. |