Онлайн книга «Стопроцентная блондинка»
|
– Правда? – Угу. – Слушай, мне внезапно захотелось познакомиться с твоим Атамановым. Если мужчина не замечает та-акую блондинку, к тому же полностью подчиненную его власти… Наверное, он большой оригинал. – И не говори. – Съешь еще печеньку. – Извини, но это редкая гадость, – скукожилась Настя. – Ты сама, что ли, пекла? Мария скорчила страшную физиономию, протестуя против подобной оценки ее кулинарных навыков. – Куда нам, крестьянам, до вас. Хотя печенье пекла не я. Купила в аптеке. Оно специальное, для озабоченных фигурой. Ешь и худеешь. Расщепляет жир. – Честно? Это все меняет! – Настя быстро сунула в рот три печеньки. – И в принципе довольно вкусное. Я с собой еще несколько штучек возьму, ладно? – О, великая сила рекламы! – улыбнулась Маша. Автомобиль Насти мчался знакомой дорогой в сторону гор. Оставалось минут десять пути, и Настино сердце сладко замирало. Почему-то ей казалось, она возвращается домой. Она свернула в лес. Минуя один за другим повороты узкой дороги, она с нетерпением ждала, когда расступится частокол елей, сосен и берез и откроется волшебная поляна с красочной избушкой посередине. «Соскучился ли он? Как встретит? Да, думаю, он понял, что гораздо лучше жить не одному, а с кем-то… Как приятно, когда рядом возится милое светловолосое существо. Нет, не болонка! Ну что за гадости!» – возмущенно крикнула Настя своему внутреннему голосу, услужливо подсказывающему слова. К великому разочарованию амбициозной экономки, у дома стояла чужая иномарка. Атаманов явно не сумел справиться с тоской, вызванной отъездом Насти, и кто-то скрасил его одиночество. Наверное, позвал в гости друга. Или подруг. Одна из них прошлепала мимо Насти, истуканом замершей на пороге. На девице были розовые плавки и короткий топ, ее волосы стояли дыбом, и она прижимала к груди бутылку шампанского. Не успела Настя опомниться, новое зрелище открылось ей – по лестнице спускалась другая девица, вся покрытая искусственным загаром характерного оранжевого оттенка. И эта мисс тоже без стеснения демонстрировала миру тугую грудь и упитанную попу – из одежды на ней были одни лишь стринги и бюстгальтер. Длинные черные волосы, подстриженные а-ля Клеопатра, струились по ее спине блестящим шелковым покрывалом. Копченая Клеопатра со словами «Тут я где-то видела салями» нырнула в холодильник. Настя передернулась. Кто позволил этой стерве хозяйничать на кухне?! Наверное, ей позволил владелец дома. Настя огляделась. В ее отсутствие здесь явно устроили шабаш ведьмы. Вещи валялись в беспорядке, в мойке громоздилась грязная посуда, в углу стояли пустые бутылки. Одна картина в холле висела криво, два стула лежали поверженные, беззастенчиво задрав ножки. Когда еще одна ведьмочка приползла на кухню в поисках провианта, Настя зло подумала: «Все, с меня хватит». Она бросилась вверх по лестнице, намереваясь найти Атаманова и выразить ему протест. Живописец задумчиво торчал в мастерской перед начатым холстом. Он держал мольберт и, склонив голову набок, размышлял, куда впечатать новый мазок. Так, чтобы сделать полотно бессмертным. Голодные девицы кучковались в спальне. Они устроили пикник на кровати, пили шампанское и обгладывали сандвичи. Художника эта голышня не беспокоила. Наверное, им уже нечего было сказать друг другу. – Знаешь что! – с обидой в голосе выкрикнула Настя, врываясь в мастерскую. – Я от тебя ухожу! – О, привет! – обрадовался Атаманов. Он повернулся к девушке, его лицо озарилось солнечным светом. – Ты долго. – Я от тебя ухожу! – повторила Настя. – Я собираю вещи! Что ты здесь устроил? Какой бардак! Бордель! Девицы шастают, как тараканы, еду таскают! Сколько их тут! Три?! Или больше?! Все, до свидания! Зря я с тобой встретилась! Пока рассерженная блондинка на запредельной скорости преодолевала десять метров до входной двери, ее щеки покрылись влажными дорожками слез. – Нет, а вещи? – вспомнила она и бросилась в свою комнату. Тут и настиг ее обескураженный Атаманов. Он схватил девушку за плечи (очевидно, с твердым намерением изменить ее точку зрения на промискуитет). Настя отбивалась. – Настя, не уезжай, – загундел Андрей, как провинившийся шестиклассник. – Пожалуйста, не уезжай! Настюша! – Не уговаривай меня! – Останься! Настенька! А вот и не пущу! – Ты гнусный, развратный тип! – Есть немного, – согласился художник. – Но я работаю над собой. Смотри, ограничился тремя девицами. И даже не пил. А раньше… Знала бы ты… Настя, останься! Ограничился тремя девицами. Зачем ему эти девицы, если… Если есть она! – Я уезжаю. – Девицы приехали и уехали, а мы с тобой две недели прожили душа в душу! – сыпал аргументами Андрей. – Душа в душу?! Я этого как-то не заметила! – Нет, правда! Я сделал удивительное открытие. Оказывается, и блондинки бывают молчаливыми. Я боялся, ты изведешь меня пустой болтовней. А ты… Настя, девочка моя! Я тебя не пущу! Настя оторвалась от сумки, почти теряя сознание от счастья. У нее перед глазами взорвалось солнце. Девочка моя! Как нежно он это сказал! Он к ней неравнодушен! Он просто ловко маскирует свои чувства! – Я пропаду без тебя, Настя. Ты только посмотри – уехала всего на сутки, и как это на меня повлияло? Ты видишь? – Ничего себе, – возмутилась Настя. – Ты устроил здесь бордель, а я, значит, виновата! – Конечно. Пока ты за мной присматривала, я вел себя как примерная католичка. Разве нет? А девицы… Я их прогоню. И потом… Они ведь натурщицы. – Натурщицы? – опешила Настя. – Нет, серьезно! Ну что ты смеешься? Экономка-дезертир и вправду начала нервно хихикать. Затем громко захохотала. Приступ веселья не отпускал Настю минуты три. У нее даже навернулись слезы на глаза. – Да ладно тебе! Настя! Перестань ржать! Надо было знать стиль Атаманова, чтобы оценить его шутку. Уж кто-кто, а он совершенно не нуждался в визуальных подсказках. Натурщицы! Страшно даже представить, как изобразит юноша этих девиц, когда пропустит их соблазнительные формы сквозь мясорубку сумасшедшего воображения. – Ну хватит смеяться! – Просто вспомнила картину Пикассо «Художник и модель»! Как ты думаешь, он звал натурщицу, чтобы нарисовать ее в виде трехглазой этажерки? «А этих бесстыдниц, – подумала Настя, – пусть он изобразит в духе де Кунинга. На его «Женщину I» нельзя смотреть без содрогания! Тогда я буду считать себя отмщенной». |