Онлайн книга «Стопроцентная блондинка»
|
Теперь Мария могла с гордостью сообщать всем, что ее муж, майор милиции Здоровякин, не только штудирует Льва Толстого (Илья благополучно преодолел две первые страницы «Анны Карениной»), но и без ума от Пушкина. Ай да майор! – Привет, деятели! – улыбнулась Вероника. – Как вы здесь? Анастасия с нежностью посмотрела на гостью. Собственница галереи, обращаясь к ней и Атаманову одновременно, как бы объединила их в пару. Это приятно щекотало Настино самолюбие. – Проходите, мы вас ждем! – Слава богу. Ждете. – Вероника прошла в дом. Она разделась и даже не поискала глазами зеркало – как женщина, абсолютно уверенная в собственной красоте. – Сто лет у тебя не была, – сказала она Атаманову. – Иди, там в багажнике продукты. И еще кисти и краски. – Продукты? – удивилась Настя. – Забочусь, – объяснила Вероника. – Даже ананас вам купила. И две бутылки хорошего вина. – Анастасия! Бегом! – приказал художник. – Куда ты девушку гонишь! – возмутилась Вероника. – Там неподъемная коробка. Сам сходи. – Да я принесу! – подхватилась Настя. – Стоять! Назад! – крикнул Атаманов. И выскочил на улицу. – А тут все как-то изменилось, – заметила Вероника. – Постойте! Откуда эти пейзажи? Галеристка внимательно рассматривала картины, вывешенные в холле. Настя маячила неподалеку. Художник, выгрузив продукты, подошел к экономке сзади, обнял за плечи и уперся подбородком в ее затылок. У той оборвалось сердце. «Предупреждать надо, когда начинается приступ нежности, – сердито подумала она. – Что же это такое? То и слова не добьешься, то душит в объятиях!» О, если бы это объятие длилось вечно! Она не смела пошевелиться. – Это все Настя, – сказал Атаманов. – Разворошила залежи на чердаке, нашла, повесила. Теперь любуемся. Я и забыл про них. – Недурно, недурно, – придирчиво разглядывала Вероника атамановские шедевры. – Вот эти три заберу в галерею. Готова их продать. Ты согласен? Она с улыбкой посмотрела на прилипших друг к другу голубков. – У вас, я вижу, все в порядке? – Уммрр, – довольно мурлыкнул Атаманов. «Скотина, – подумала Настя. – Лицемер, обманщик! Почему он нежен со мной именно в присутствии Вероники? Тогда, на выставке, осыпал меня поцелуями. И сейчас мнет, как медведь… А! Да он пытается заставить ее ревновать! Все ясно! Он к ней неравнодушен. А Вероника говорит с ним только о делах. Значит, я – подручный инструмент для достижения цели. Все понятно!» Уныние, близкое к отчаянию, охватило Настю. Она дернула плечами и избавилась от лап художника. – Давайте обедать, – хмуро сказала она. – Кстати, Андрюша, я привезла деньги, – вспомнила Вероника. – Держи. Тебе понравится. Атаманов рассеянно бросил на стол увесистый конверт с деньгами, даже не заглянув внутрь… В течение обеда художник и импресарио говорили на производственные темы, а Настя терзалась мыслью, что она для Андрея – пустое место. Потом Вероника отправилась во двор курить. – Давай за компанию? – предложила она экономке. – И будем на «ты»? Настя, как приклеенная, отправилась вслед за Вероникой на улицу. Она вглядывалась в лицо галеристки, пытаясь понять, действительно ли та – серьезное препятствие на пути к сердцу художника. Прошлая встреча с хозяйкой галереи была для Насти окутана туманом. Ведь на презентации она совершенно опьянела от шампанского (и еще больше – от нежности Атаманова). А сейчас она пристально рассматривала гранд-даму. Да, если Андрей неравнодушен к своему дилеру, вряд ли Настя может на что-то рассчитывать. Вероника была красива, ее жесты пленяли изяществом, тембр голоса завораживал… И еще Настю удивило полное отсутствие высокомерия. Они были разными – богачка и нищая, собственница галереи и экономка. И в то же время их сближали грусть и растерянность, заполнившие душу каждой. Настя принесла две чашки кофе. Девочки уселись в беседке. – Я ехала сюда в отвратительном настроении, – призналась Вероника. – А сейчас в нирване. Как здорово, а? Снег, воздух, сосны… По мнению Насти, воздух действительно был бы чудесен, если бы Вероника не отравляла его сигаретным выхлопом. – Нет, я понимаю Андрюшу. Только здесь и нужно жить. Не в городе. Он тебе нравится? Вероника буравила домработницу пытливым взглядом. – Что? Кто? А? – заметалась Настя. – Нравится, я вижу. – Ну, вообще-то… – Хорошо, что ты здесь. Он стал гораздо спокойнее. – Спокойнее?! Я бы не сказала! – обиженно произнесла Настя. Атаманов вовсе не казался ей спокойным. Вчера он наорал на нее из-за трех истерзанных тюбиков краски, выброшенных Настей в мусор. Но его вопли все же лучше, чем полное пренебрежение. – Впрочем, еще вопрос, необходимо ли творческой личности спокойствие. Да… С Андреем, конечно, не соскучишься. – Вероника пристально посмотрела на Анастасию. – А ты смелая девушка. – Почему? – Живешь тут в лесу… С Атамановым. Ему приписывают жуткие грехи… – Что? Какие грехи? – испугалась Настя. – Ты ничего не знаешь? – Нет! – Ну и не надо! – бодро сказала Вероника. – Нечего верить всякому бреду. Не знаешь – и хорошо! Спать будешь спокойнее. – Теперь я точно не усну, – выдавила Настя. – Ты меня испугала, Вероника! – Ну что ты, малыш, ни о чем не думай. Мы с Атамановым уже четыре года вместе. Он классный парень, правда. А если кто-то станет говорить тебе о нем гадости – не верь… На этой оптимистичной ноте Вероника оборвала беседу. Она поднялась со скамьи и ушла в дом. Вскоре художник и его преданный дилер начали орать друг на друга и швыряться тарелками. Наверное, это было обычной манерой их деловых переговоров. Суть вопроса заключалась в следующем. Вероника нашла крупного заказчика. Капиталист очаровался сочным многоцветьем на картинах Атаманова и решил ангажировать художника на создание коллекции тканей. Заказчик владел крупной компанией и заполонил страну отличными и недорогими трикотажными изделиями, даже потеснив китайский ширпотреб. Отдав на откуп Атаманову дизайн тканей, заказчик надеялся завоевать и мировой рынок. Безбрежная фантазия художника рождала необычные и оригинальные колористические сочетания, узоры, принты. Картины Атаманова доказывали его неистощимость. Трикотажный король согласен был щедро оплатить услуги живописца. Но Атаманов не воспылал огнем вдохновения, услышав от Вероники о заказе. Он устроил бурный скандал, обвиняя импресарио в меркантильности, жадности и попытках обезличить его утонченную индивидуальность, поставив ее на конвейер. Ему жаль было тратить время и силы на вырисовывание орнаментов для джемперов и пончо. |