
Онлайн книга «Купель дьявола»
— Сейчас не время и не место, капитан. — Я не задержу вас надолго, — в его мягком голосе легко просматривалась профессиональная жесткость, за подушечками скрывались когти, того и гляди нацепит на меня наручники. — Хорошо, — согласилась я. За могилами мелькнуло бледное лицо Снегиря, державшего за руку Лавруху-младшего. Он со скорбным беспокойством взирал на меня и Марича. Перехватив мой взгляд, Лавруха прищурил глаза и вопросительно выгнул губы: что там еще? — Подождите меня, капитан, — бросила я и вместе с Катькой направилась к Снегирю. Снегирь сразу же устроил мне тихую сцену. — Что за черт, Кэт? Оставит он нас в покое или нет? И ты тоже хороша, нашла время свидания назначать… — Успокойся. Всего пара слов. Подождите меня у центрального входа. Я не задержусь. Сунув Катьку-младшую Снегирю, я снова вернулась к капитану. Лаврухины музыканты уже зачехлили инструменты, друзья-художники, тихо переговариваясь, потянулись к выходу, а эрмитажница Динка Козлова — единственный непьющий человек во всей компании — поправила на Жекиной могиле венок: ее неистребимая страсть к симметрии и архивному порядку сказалась и здесь. Вот и все, Жека. Свежий холмик земли и портрет, переснятый с паспортной фотографии, — вот и все, что осталось. Я вернулась к Маричу. Со скорбным видом он рассматривал соседние могилы: “Хлобыстан Игорь Вениаминович, 1932 — 1999”, “Гришпун Эмма Карловна, 1947 — 1999”, “Казаков Савелий Петрович, спи спокойно, дорогой муж, папа и дедушка…” Я искренне надеялась, что смерть всех этих людей не была такой страшной, как смерть Жеки… — Я вас слушаю, капитан. — Еще раз… Примите искренние соболезнования. Что будет с ее детьми? — Еще не знаю. Вы хотели поговорить со мной? — Да, — Марич взял меня под руку. Со стороны это выглядело вполне естественно: сломленная горем подруга и приятель подруги, поддерживающий ее. Мы неплохо смотрелись вместе: рыжая и брюнет. Некоторое время мы молча шли по пронизанной последним осенним солнцем аллее. Марич все так же прижимал к себе мой локоть. — Отпустите, — наконец оказала сопротивление я. — Отпустите, капитан. Я никуда не собираюсь убегать. — Зачем вы так? — покачал головой Марич, но все же оставил мой локоть в покое. — Я хотел узнать кое-какие подробности. О вашей подруге. — Зачем? — Видите ли… Я тоже косвенно причастен к этому делу. Я даже остановилась. — Надо же! Такое впечатление, что вы ведете все уголовные дела в этом городе… — Ну что вы… Дело веду не я. Просто есть некоторые соображения. Ведь ваша подруга была какое-то время женой покойного Быкадорова. Та часть коллекции Гольтмана, которая похищена им, так до сих пор и не найдена. Возможно, ваша подруга была как-то связана с Быкадоровым… Она художница, и предметы из коллекции могли оказаться… — Нет, — грубо перебила Марича я. — Жека последний раз виделась с Быкадоровым за несколько лет до его смерти. Она не могла быть причастна… — Но вы же не можете знать всего. — Я — ее близкая подруга. Самая близкая. — Есть вещи, которые скрывают даже от самых близких друзей, Катерина Мстиславовна. Можно прожить всю жизнь рядом с убийцей или вором и так и не узнать этого… — О чем вы говорите, капитан? — я с ужасом посмотрела на него. — О том, что жизнь — очень терпимая штука. Терпимая ко всему. Такие категории, как “абсолютное добро” или “абсолютное зло”, она отметает напрочь. — Нет. Жека — честнейший человек. Она бы никогда не воспользовалась… Если бы я могла рассказать тебе о сцене на даче, капитан, если бы я только могла! Тогда Жека отказалась от, по сути, краденых денег, хотя нуждалась в них гораздо больше, чем мы с Лаврухой. Если бы ты видел ее оскорбленные глаза, ты не позволил бы себе даже тень подозрения, даже тень тени… — Ну хорошо, хорошо. Успокойтесь. Просто сейчас прорабатываются все возможные версии. Эта показалась нам наиболее вероятной. — Наиболее вероятной? — Ну да. Просто потому, что все другие выглядят сомнительно. У нее не было врагов, вы сами это подтвердили. Вы и ваш друг. И еще несколько людей, неплохо ее знавших. — Может быть… У нее ведь были деньги. Пятьсот долларов. Сумма по нынешним временам приличная… — я выглядела совсем уж глупо со своими немощными предположениями. — Какая-нибудь сволочь… Марич покачал головой. — Я не думаю, что это ограбление. — Но ведь денег при ней не было… А накануне приятель Лавру… Приятель Снегиря отвез ей крупную сумму. — Да. Они это подтвердили. И ваш приятель, и приятель вашего приятеля. И денег при ней действительно не было. Но все равно, эта версия в расчет не берется. — Почему? — Дело в том, Катерина Мстиславовна, что ее убили не на стройке. — Не на стройке? — Да. Разве следователь не говорил вам? Я вспомнила унылую физиономию следователя и его формальный допрос. Впрочем, я не представляла для этого оперативного дедугана никакого интереса: я не была близкой родственницей Жеки и в ночь ее убийства была в Голландии. Это могли подтвердить все визы, все билеты Аэрофлота и весь сводный оркестр российских и голландских таможенников. — Он не вдавался в подробности. Но я буду благодарна вам, капитан, если вы расскажете мне об обстоятельствах ее смерти. — Хорошо, — его готовность рассказать содержала в себе двойное дно, я понимала это: информация в обмен на информацию. — Ее привезли на стройку уже после смерти. Смерть наступила около двенадцати ночи. Интересно, где это Жека шлялась около двенадцати, ведь дома оставались дети… — Но убита она была совсем в другом месте. Перед смертью труп закатали во что-то. Очевидно, это был ковер. Именно таким образом ее доставили на стройку. На ее плаще сохранились частицы ворса. Это все улики, которыми мы располагаем. — И никто ничего не видел? — Глухое место. Освещена только площадка перед вагончиками, там ночует сторож. — И он ничего не слышал? — Место, где ее нашли, находится с противоположной стороны. К тому же сторож был мертвецки пьян. Опергруппу вызвали рабочие, пришедшие на смену. К тому времени сторож еще не протрезвел. Понимаете, если бы ее убили из-за денег, пусть даже из-за таких небольших, черт с ним, всякое бывает… Если это была роковая случайность, страшное стечение обстоятельств… Тогда ее труп просто оставили бы на месте преступления. Вы понимаете, о чем я говорю? |