
Онлайн книга «Неприятности в ассортименте»
– Ты сейчас раздашь долги, – сказала я. – А что, если вам уехать в Лондон? У тебя ведь там сынок учится. – И что? – Будете жить вместе. И Романа вырвешь из привычного круга. Он лишится партнеров. Перестанет играть. – Он и так перестал. – А почему ты такая измученная? – Переживаю. Вдруг сорвется. Все время на нервах. – Вот и уезжайте скорее в Лондон! – Опомнись, Юля! Мне только Лондона не хватало для полного кайфа. Прежде чем Роман добрался до нашего города, он всю страну исколесил. И везде повторялась одна и та же история. Сначала он пытался держаться, работал, приобретал друзей и знакомых… Потом начинал играть, и все рушилось. А в Лондоне нахлынут новые впечатления, взбудоражат его. И вскоре ко мне придут три страшных негра и скажут: мадам, ваш друг проиграл Биг-Бен и две башни Виндзорского дворца – надо бы оплатить, пока мы добрые… Рома, знаешь ли, мастак проигрывать то, что ему не принадлежит. – Да, это мы уже проходили. – Но сейчас – тьфу-тьфу – у нас затишье. О, как я надеюсь, как мечтаю! Знаешь, решила нанять хорошего психотерапевта. Пусть лечит мое горюшко от пристрастия к картам. – Думаешь, можно вылечить? – Не знаю. Но попытаюсь. – Как ты все это терпишь? – А куда деваться, Юля? Знаешь, Роман стал для меня ловушкой. Но и я для него – тоже. – Как это? – Так. Представь, что Роман находится в каком-то другом городе… Он проигрался в пух и прах, денег нет. В большую игру его уже не возьмут. Все двери перед ним закроются. Согласна? – Согласна. – А здесь, у нас? Всем известно: Роман Губаев – мужик Нонны Кратовой. Умалишенной тетки, готовой оплачивать все его долги. И Роман садится за стол без копейки денег. Его расписки имеют вес документа с автографом министра финансов. Ему верят на слово. – Действительно. Мне это не приходило в голову. – Вот-вот. Получается, я тоже причастна к его падению. Не только он меня сгубил, я его – тоже. – Лучше б мы с тобой меньше бродили по ресторанам, – мрачно заметила я. – Тогда бы ты и с Романом не познакомилась. – А я не жалею, что познакомилась с ним, – загадочно улыбнулась Нонна. – Дорого плачу, но многое получаю. Сладострастное свидание под трассирующими пулями. Великолепный полет с пылающими крыльями. Восторг, горечь, боль, радость – все перемешано. – Ну надо же… А я предпочитаю более спокойные отношения. – Все люди разные. Слушай, но неужели ты откажешься от десерта? Вот так прямо и решительно откажешься? Нет – и точка? – Ой, Нонночка, в меня уже не лезет! – взмолилась я. – Да, ты уникальная девица. А я не могу выбрать. Все хочу – и тирамису, и яблочный штрудель, и грушу под ежевичным муссом. Если я закажу сразу три эти позиции – типа, нам с тобой на двоих. А съем все одна… Ты не будешь меня презирать? – Вот еще! Конечно, не буду. Но и ты потом не жалуйся на пять килограммов, таинственным образом прилипших к твоей талии. – Юля, не будь жестокой. Не напоминай. Я и слов-то таких не знаю – талия, килограммы. О чем это ты говоришь? За яблочный штрудель я продам Отечество и план родного завода. – Наверное, поэтому ты снисходительна к страстям Романа. Ты хорошо его понимаешь. Вы оба не способны сказать себе «нет». – Да, верно. – И я точно такая же. – С этими словами я полезла в сумку за сигаретами. Звонок Никиты заставил меня сорваться с места. – Юлька, – сказал любимый, – скоро буду дома. Осталось каких-то сто семьдесят кэмэ пропилить. – Сегодня?! – завопила я. – Ну да, я же говорю – всего сто семьдесят километров осталось до города. Готовься, малыш. Я страшно соскучился. Уже начинай раздеваться. Какое там – раздеваться! Вся квартира засыпана окурками. В холодильнике пять мышей делают себе харакири. Я рванула в сторону супермаркета «Магнит» в таком темпе, словно там бесплатно раздавали нефтяные скважины. Требовалось немедленно остановить групповое самоубийство мышей в моем холодильнике. А из супермаркета с тяжелыми сумками помчусь домой: убирать, драить, варить, жарить. Любимый возвращается! О, счастье! С Гришей П. мы вместе заканчивали журфак. На курсе он был признанным гением – никто не умел лучше его написать заметку (лаконично, четко) или очерк (емко, выпукло). После университета гений осел в областной газете, где и работал уже многие годы за мизерный оклад. Я время от времени звонила ему, когда возникала потребность в информации. Он всегда разговаривал снисходительным тоном и никак не мог простить мне того, что я «продалась буржуям». Сам Гриша никому не продался, он публиковал острые, полные социальной желчи статьи, на которые, впрочем, никто не реагировал. Его пространные рассуждения о загубленной чиновниками и олигархами России по сочности языка конкурировали с произведениями, номинированными на Букер. Но лично я рекомендовала бы ему разнообразить темы. Ведь если в каждом номере гундеть об одном и том же, получаются те же самые девять статей о пластиковых окнах. Но мне за них, по крайней мере, хороший гонорар заплатят и премию. А Грише что? И денег – ни фига. И Россию он, хоть тресни, не переделает. – Гриш, привет, как дела? – А, Бронникова! Здравствуй, здравствуй, дорогая! Давненько не звонила. Некогда? Деньги зарабатываешь? – И правда, Гриш, зашиваюсь. – Уже небось на джип себе заработала? – ревниво поинтересовался приятель. – Что ты, Гриш. Мне бы с кредитом рассчитаться. – Каким? – За квартиру. – Уже и квартиру себе купила! – возмутился Григорий. – Да по ипотеке! – успокоила я товарища. – Еще платить и платить. – А-а… Ну, Бронникова, как жизнь-то? Продолжаешь прославлять городских буржуев? – Угу. И областных – тоже. – Ну-ну. Продалась ты, Юля, за булку с маслом. – С маслом и с икрой, – улыбнулась я. – Почитываю твои опусы, Анфиса Броневик. Ну… Миленько, – с трудом выдавил Гриша. – О, мерси. Я тоже всегда с удовольствием читаю твои статьи. Ты так остро пишешь, у тебя великолепный язык. Думаю, ты выражаешь мысли сотен людей, но не все умеют так точно, метко сформулировать суть. – М-да, – самодовольно согласился Григорий. – Ты, Юля, тоже гораздо большего достигла бы, если б работала над стилем, не ленилась. Лентяйка ты, матушка! Я лентяйка. |