Онлайн книга «"Сивый мерин"»
|
Анатолий Борисович выдержал паузу и недобро улыбнулся. — С рук мне, деточка, сойдёт всё, будьте уверены. — Он добился от собеседницы желаемого проявления и резко сменил балаганный тон. — Я занимаюсь раскрытием убийства ни в чём не повинной молодой женщины, а вы мне помогаете, мягко говоря, не в достаточной степени, если не сказать определённее — не помогаете. И это удивляет и настораживает. В ваших же интересах озаботиться пониманием серьёзности ситуации: вы приглашены для дачи показаний по уголовному делу пока в качестве свидетеля. Пока. У нас к вам несколько конкретных вопросов, от ответов на которые будет зависеть степень необходимости переквалификации вашего вызова на Петровку в качестве подозреваемой. И потрудитесь при этом в ваших ответах соблюдать выражения, приличествующие в добропорядочном обществе, они, за малым исключением, ненамного отличаются от общепринятых милицейских. Анатолий Борисович достал из мятой пачки сигарету, щёлкнул зажигалкой, глубоко затянулся. — Итак, вопрос первый: имя, фамилия и адрес вашего друга детства. — И поскольку Вера молчала, он продолжил. — Я жду. Поймите, вы играете с огнём. Повисшая напряжённость достигла степени перетянутой струны, казалось — тронь колок и она со звоном разорвётся, поэтому, когда труссовский мобильный телефон заявил о себе неожиданной трелью, оба вздрогнули. — Следователь Трусс. Следующие по меньшей мере минут семь в кабинете висела зловещая тишина, изредка прерываемая не отличающимися разнообразием труссовскими междометиями: «да», «ну», «ну», «да»… Затем Анатолий Борисович в сердцах захлопнул мобильник, швырнул его на стол и поднялся. Заговорил негромко: — Дайте ваш пропуск, я его подпишу. Вы свободны. Вера оживала медленно, как боксёр после тяжёлого нокдауна: сначала вернулась лёгкая загарность лица, затем глаза обрели осмысленное выражение и только после этого руки замелькали привычной подвижностью. Она достала из сумочки мятую бумажку, бросила на стол. Трусс безропотно разгладил ладонью пропуск и пометил его короткой закорючкой подписи. — Прощу прощения за причинённые исключительно в интересах следствия хлопоты. Повторяю — вы свободны. Клетка распахнула дверцы, но находящаяся в неволе дикая птица отказывалась верить в возможность обретения долгожданной свободы и, забившись в угол, выпустила когти. — Оставьте свой лепет о моей свободе при себе. Разговор для вас на этом не закончен, как я уже говорила, он будет продолжен в другом месте, но, надеюсь, уже без моего участия, надеюсь, в дальнейшем я буду освобождена от необходимости лицезреть вашу бездарную физиономию. Вы требовали от меня каких-то признаний? Признаюсь, общение с вам подобными никак не стимулирует к положительному восприятию российской милиции. Она картинно миновала кабинет, двумя пальчиками, брезгливо наморщившись, потянула на себя ручку двери и забарабанила каблучками по коридору. Анатолий Борисович снял телефонную трубку. — Бюро пропусков? Майор Трусс. Нестерова Вера Артемьевна. Задержать на два часа. Паспорт доставить в мой кабинет. _____ Окно было занавешено розовыми с зелёным рисунком шторами, сквозь которые в комнату рвалось взбесившееся солнце. Глаза слезились — было нестерпимо больно смотреть, как две эти примитивные тряпки, меняя цветность, извиваясь и рискуя воспламениться, героически противостоят натиску раскалённого светила. На полу возле кровати валялись перевёрнутые женские тапочки. В правом углу под потолком, прячась за старинным окладом, недобрым, укоризненным взглядом из вечности застыл почерневший лик. Асимметричное, в форме кляксы, зеркало отражало несколько ярких, похожих друг на друга картин. Овальный, о трёх изогнутых ножках стол с причудливыми фигурками по краям. Поверх — тончайшей медной вязи клеть с живым аляповато-пёстрым хохластым пленником африканской национальности… Всё было когда-то видено, прочувствовано, знакомо и неудержимо притягивало к себе бесконечной недавней удалённостью. Для ощущения полнейшего счастья недоставало разве что небезызвестных райских кущей, а предлагающие себя взамен многочисленные комнатные растения до таковых, при всём желании, недотягивали. Господи, не откажи в услуге — как он сюда попал?! КАК? КОГДА? И ЧТО СЛУЧИЛОСЬ за эти бесконечно долгие годы? И Господь услышал его мольбы. Дмитрий Кораблёв лежал на широкой кровати поверх пухового одеяла. Впервые за последние сто лет сознание его, утрудившись, очевидно, автономностью существования, не отказывало памяти в совместных усилиях. …струнная натянутость мёртвых ног. Зеркальный блеск изящных полуботинок… Сомов… Щукин… Потолок угрожающе качнулся и завис над Кораблёвым, грозя поглотить его своей мутной белизной. «Ну же! Ещё чуть-чуть, Господи! Я так редко прошу тебя. Господи!» Он из последних сил упёр кулаки в готовый раздавить его надвигающийся потолок и тот дрогнул, застонал предсмертно и неясными картинками стал уползать: …похмельное утро… …Звонок Сомова… …рыжая незнакомка… …Женька… …неподвижные глаза Женьки. …Не… ве, Не… ве… …«Скорая помощь» и раскачивающаяся мёртвая Женька у ног. …морг… …пятна крови на зелёном халате… …удар: «Отравление ядом моментального действия»… Дальше провал. Он закрыл глаза и неожиданно почувствовал острую боль в спине. На него со всех сторон сыпались удары — по голове, по печени, по лицу… Слов не разобрать, но что-то остервенело злобное. Кому-то он не угодил. Но кому? И чем? Ещё раз: утром звонил Сомов. Утром звонил Сомов. Утром… Замелькали, налезая друг на друга: небритое лицо таксиста, освещенный пламенем дом. Нинкина дурацкая улыбка… Утром звонил Сомов… Сомов… …его мёртвые ноги в до блеска начищенных ботинках. То есть — мёртвый Сомов с ногами в ботинках… Стоп… Стоп. Кораблёв сел на кровати — пружины оглушительно заскрипели — и прислушался. Совсем рядом кто-то царапал железом по железу, послышались осторожные шаги, потом опять всё стихло. Нервы. Галлюцинации. Ничего страшного. Зато теперь он всё помнит: Женька умерла — её убили или она покончила с собой. Его тоже хотели убить, это без сомнения. Квартира его сгорела — он это видел собственными глазами. Утром звонил Сомов, назначил встречу в «Славянском базаре». Человек с фотографии мутным пятном — «четверть суммы пеплом по Енисею». Сомов. Щукина и Сомов… Однажды лебедь, сом и щука… Нет — рак и щука… |