Онлайн книга «"Сивый мерин"»
|
Этого только не хватало. Именно теперь, когда всё складывалось как нельзя удачней: утром сегодня, с её помощью, правда, он уже пытался вставать, пусть неуверенно, но делал какие-никакие шаги по комнате, даже улыбался, разговаривал невнятно, но вполне осмысленно, задавал вопросы, на которые она знала как отвечать… Была уверена — два, максимум — три дня и… И вдруг — на тебе: беспамятство. А тут ещё милиция, этот ублюдок, как его? Трусс? Воистину — хорошего человека трусом не назовут. Вон она до сих пор успокоиться не может, руки дрожат. Так с ней никто не разговаривал! Эх, добралась бы она до этого импотента прокажённого, если б не дела неотложные! Разве поручить кому? Да ладно, она не злопамятна. Спасибо «Сморчку» — про себя она его иначе не называла — догадался что и как, молодец, подключил связи, вызволил. Хорошо, как ни кинь, десятизначными числительными оперировать — любые двери без замков: «Заходи, дорогой, что долго не был, всё, что могу, а могу всё…» Если бы не страсть эта, испепеляющая душу, плоть, рассудок… Думать бы не стала. Вера опять склонилась над безмолвно распластанным на кровати Кораблёвым: «Митенька, я это, ты меня слышишь?» Нет, он не слышал. Надо действовать — что-то ведь они пронюхали, если разговаривали с ней таким хамским тоном. Так недолго и… Не дай бог и сморчковы связи не помогут. Действовать надо. Она набрала на мобильнике цифры, вышла в гостиную, плотно захлопнула за собой дверь. Кораблёв открыл глаза. Так чётко голова не работала с тех самых пор, как он услышал последние слова Женьки. С такими безжалостными подробностями память не дарила ему картины произошедшей трагедии с тех пор, как он услышал: «Не ве… не ве…» Он бесшумно сполз с кровати, подобрался к двери, затаил дыхание, прислушался. Нет. Вера разговаривала по телефону очень тихо, ни одного слова разобрать было невозможно. _____ — Говори громче, я тебя плохо слышу. Веркин звонок оторвал Светлану Нежину от хлопот по организации последнего в её жизни вечернего «салона». А то, что он будет последним, она не сомневалась и готовилась к нему с ритуальной торжественностью. Завтра всё должно быть кончено. Наконец-то! Светлана знала, как это произойдёт: ровно в двенадцать она соберёт внимание подвыпившей компании, скажет то, что заготовила и продумала за эти четыре дня после смерти Женьки, и уйдёт к себе в спальню… Её долго никто не хватится… Никогда в жизни она не была так торжественно спокойна, так безмятежно благостна, даже весела, как в эти последние дни: принятое решение незнакомым замиранием сердца возвышало её в собственных глазах. Поэтому, спонтанно возникшая мысль об отмщении поначалу даже удивила — зачем? Благородный уход её не должен бросить тень ни на кого из остающихся в этом грешном мире — сам факт продолжения бытия обрекает их на страдания. И прежде чем поисковой сукой выследить милиционера и навести его на след, она долгую ночь убивалась сомнениями. — Говори громче, я тебя не слышу… Светлана жила по принципу, однажды в самой ранней юности ей открывшемуся: всё случающееся с Женщиной в этом мире, можно и должно предвидеть заранее. Тем-то она и уникальна, женщина, что никакое событие, как бы неожиданно оно ни случилось, врасплох её застать не имеет права: пусть на ничтожно малый промежуток времени, но Женщина обязательно это событие опередит. Для этого у неё есть два природой отпущенных дара: Женский Ум и Женское Чутьё. Верила она в это своё прозрение почти свято и до недавних пор жизнь не предоставляла ей случая в этом усомниться. А когда случилось с Женькой — она провалилась, почва ушла из-под ног, потому что после всего — без всякой надежды — не живут. Давно, ещё в последние школьные годы нежданно-негаданно раздавило, уничтожило её это безумное чувство (больше десяти лет уже — страшно подумать) и она с исступлённостью маньяка жаждала своего часа, и только одному Создателю была известна цена этого ожидания. Мокрые бессонные ночи. В клочья искусанная подушка. Синяками измятая грудь. Влагой экстаза окраплённые пальцы. Ни с кем — ни с мужчиной, ни с женщиной — ни в одном из своих бесчисленных постельных поисков она в воображении своём не утопала без неё, без своей недосягаемой и как оказалось единственной любви — без Женьки. Никто, ни один человек во всём мире не догадывался о силе страсти её тайны. И когда однажды чуть не до психушки доведённая кораблёвскими изменами Женька пришла со своим горем и с целомудренным отчаянием раскрыла перед ней крылья объятий — в тот миг Провидение распорядилось Светлане Нежиной умереть от вожделенного счастья. И она умирала в те короткие миги. И показалось: так должно быть, так будет всегда, иначе воскресение не имеет смысла. А когда чёрным утром на неё свалились свинцовые плиты слов возлюбленной: «Скоро первое мая, я возвращаюсь к нему», до неё не сразу дошёл их смысл. Век она находилась в оцепенении. Потом её охватила ярость. Она билась в судорогах, теряя рассудок, ломала ногти, вонзала кулаки в покорную, не сопротивляющуюся Женькину плоть. И когда вездесущая Верка пришла со своей кровавой затеей — с души вдруг свалилась могильная тяжесть: стало легко и свободно, показалось — вот он, выход из жути непереносимой боли ненужных дней и ночей. И она с радостью согласилась — проще простого: невзрачный пузырёк тёмного стекла с жидкостью миндального запаха — для себя и для Женьки. Утром первого мая они отпраздновали кончину их несостоявшейся любви. Шампанское искрилось, бокалы каменным звуком отмечали соприкосновения. Обе были веселы. Смеялись неестественно громко. Потом Женька сказала: «Прощай, моя добрая. Ты спасла мне жизнь. Я тебя никогда не забуду». И улетела навсегда, навстречу счастью, в безвестность, унося на своих губах лёгкий привкус миндальных орешков. _____ Аликпер Рустамович Турчак сердился на себя не часто, но сейчас был именно тот случай. Он кричал так громко, что вбежавшая на звук выстрела длинноногая секретарша испуганно оглядела кабинет: с кем это он? «А-аа-ааа!!! Идиот, да! Спятил! Пристрелить никогда не поздно, зачем спешить? Кто тебя за палец тянет, а? Мудак старый! Род позоришь!» Он отшвырнул пистолет в угол, приказал: — Приведи в чувство. Быстро. Пистолет убери. Зачем не остановила, дура? Не убил, посмотри?! Скажи: «Не убил». Ну! Секретарша склонилась над истекающим кровью Мериным, ахнула. — Ах-х. Турчак выругался непонятно: «Ес ку мери кунам!» — Не ахай! «Не убил» скажи, ну, дура! |