Онлайн книга «Танец семи вуалей»
|
– Ты узнал адрес Оленина? – Конечно. И побывал у него под дверью. Похоже, доктор не ездил на симпозиум, а сидел безвылазно в своей квартире. Его кто-то здорово отделал! Разукрасил физиономию как положено. Вот он и прятался от всех, пока фейс не заживет. Явиться на работу в таком виде Оленин не мог и придумал причину, оправдывающую свое отсутствие. Не исключено, что у них с Карташиным была драка. Карташин вымещает зло таким образом… либо запугивает соперника. Глория подозревала, что Оленин лжет насчет симпозиума, но про драку она не подумала. – Ты ничего не путаешь? – У меня отличное зрение, – заявил Лавров. – Я разглядел следы побоев под слоем грима и пудры. Это была драка, поверь мне. – Где ты видел Оленина? – Ты же сама послала меня на сеанс! – Доктор ведет прием? – Куда же ему деваться? Но в полицию про избиение он не заявлял. Я проверил. Значит, чует за собой вину. Досталось ему не зря. Сима, конечно, ни сном ни духом о драке. Он ей наплел про автомобильную катастрофу. Дескать, травмы получил в результате аварии… Его сказки годятся для наивных девиц, но меня-то не проведешь. – Вы с девушкой успели поговорить? Надеюсь, доктор ничего не заметил? – Обижаешь… Мы перебросились буквально парой слов. А Оленин в это время уже беседовал с другой пациенткой. Дородная дама лет сорока, вся в перстнях, в серьгах и в одежде от кутюр. Одна ее сумочка потянет на мою годовую зарплату. – Не прибедняйся… – Кстати, этот доктор – мастер наживать врагов. Какой-то молодой человек оставил ему записку в дверях. Я ее прочитал, разумеется, и вернул на место. Там было пожелание сдохнуть. Всего одно слово, но предельно выразительное. – Что за молодой человек? Ты его видел? – Узнать не смогу, если ты об этом. Одежда стандартная, рост средний, на голове шапочка, походка обыкновенная. Таких сотни снуют по улицам. – Мог это быть Карташин? – Почему нет? Я, кстати, собираюсь с ним познакомиться. Тогда и прикину, похож ли. Глория вздохнула и кокетливо поправила волосы. – Как тебе сеанс психоанализа? На что ты жаловался? – На плохой сон и отсутствие либидо, – усмехнулся Лавров. – Чувствовал себя идиотом. Отвечал на кучу дурацких вопросов. Этот эскулап меня раздел… – Зачем? – Не в прямом смысле. Лез в душу! Копался в тайниках подсознания. Не подглядывал ли я в замочную скважину за мамой и папой, когда они занимались сексом? Не видел ли, как мама купается? Не склоняли ли меня к интимным ласкам взрослые женщины? Каким был мой первый сексуальный опыт? Ну и работенка у Оленина, я тебе скажу… У меня уши горели! Приходилось выдумывать всякую белиберду. Не мог же я молчать? Надеюсь, доктор не усомнился в моей искренности. – А правда, каким был твой первый сексуальный опыт? – спросила Глория, блестя глазами. – Каким-каким… обыкновенным, как у большинства мальчишек… – С одноклассницей, что ли? – С соседкой, – смущенно буркнул Лавров. – Ее родители уехали на дачу, а я пришел в гости… принес бутылку вина. Мы выпили… – И как? Тебе понравилось? – Не очень. Она жутко стеснялась, я ее долго упрашивал… – Сколько тебе было лет? – Семнадцать… а соседке на год больше… Она ничего не умела, да еще оказалась девственницей. В придачу! Если бы я знал, что она… – Ты ее любил? Лавров так откровенно изумился, что Глория расхохоталась. – Мне хотелось попробовать… – признался он. – Но ты говорил ей о любви? – Пришлось. Иначе она не соглашалась. – Значит, ты ей врал? Нарочно? – Врал… а что было делать? – Ну и сволочь же ты! Глория развлекалась, Лавров краснел и оправдывался. – Она сдуру решила, что после этого мы должны пожениться. Представляешь? – Что посоветовал тебе Оленин? Начальник охраны убрал с лица улыбку и деловито сообщил: – До следующего сеанса я должен выписать все свои мысли о сексе и все, что мне говорили об этом другие люди. – Тебе предстоит много работы! – рассмеялась Глория. – Ты попал! – Не хочешь ли ты сказать, что будут еще сеансы? – Я на это рассчитываю… – Какого дьявола мне выворачиваться наизнанку перед каким-то хлыщом? – Никто не заставляет тебя этого делать. Просто изучай Оленина, прощупывай его… отыскивай его слабое место. – Уже отыскал. Молоденькие телки… пардон, девушки. Оленин – маньяк! Его профессия испортила. И не мудрено. Послушаешь такое изо дня в день – осатанеешь. Пациентки Оленина в основном дамы. Они ведут с доктором интимные разговоры. Это разжигает кровь. Не удивительно, что женщины кидаются на него. Он рискует. Ведь одна из этих дамочек может оказаться по-настоящему сумасшедшей. А что варится в больных мозгах, никому не ведомо. Короче, все они «с приветом»! И пациентки, и сам эскулап. – Женщины так его достали, что он их убивает? – предположила Глория. – Наказывает за какие-то грехи. Или выпускает пар. Пока что установлен только факт гибели Марины Стешко, – признал Лавров. – Остальное можно отнести к домыслам. – Почему он ополчился на ассистенток? – Если бы погибали пациентки, доктор быстро остался бы без практики. А он далеко не дурак. По-моему, деньги он любит не меньше, чем юную плоть. Хитер, как лис… – …и дал себя избить? Причем даже не заявил в полицию? – Знает, что виноват. Глория на это промолчала. Как она ни старалась, в ее видениях не прослеживалось конкретики. Жертва с веревкой на шее… эротический танец, навеянный записью на диске… но танец совершенно иной – древний и страшный в своей исступленной жажде наслаждения любой ценой, лишенный стыда и нравственных табу, где танцовщица обнажает не столько тело, сколько развращенную душу, не знающую пощады… – Кстати, если тебе интересно… у Оленина в кабинете полно портретов и фотографий в рамках. В основном мужчины с усами и бородой, некоторые в очках. И еще у него за стеклом в шкафу – приличная коллекция трубок. – Он курит трубку? – Вряд ли. Запаха табака я не уловил. – У тебя правда проблемы с либидо? – спросила Глория. – Как ты могла подумать? – возмутился Лавров. – Я горяч, словно молодой мустанг. Она старательно прятала улыбку за серьезным выражением лица. Но не выдержала, прыснула. – Хочешь проверить? Он осторожно коснулся ее руки. Там, где дотронулись его пальцы, кожу обожгло. Глория чуть посторонилась и убрала руку. Не то чтобы она продолжала оплакивать мужа… что-то другое не позволяло ей допускать вольности. |