Онлайн книга «Танец семи вуалей»
|
– Ну и как? Интересно? – Не очень… Не верю я в призраков. Кстати, кто угрожал Симе по телефону? – вдруг спросил Лавров. – Тоже Карташин? – Полагаю, да. Он получал удовольствие, ухаживая за девушкой, которую собирался убить. Он упивался своим всесилием и ролью вершителя судеб. Его разговоры о женитьбе – не совсем притворство. Не исключено, что он по-своему любил Симу и даже старался спасти ее. – От самого себя? – Ты находишь это странным? – Если бы Сима согласилась выйти замуж за Карташина, она осталась бы жива? – Не знаю, – развела руками Глория. – Но шанс на спасение у нее был бы. – Я так и не понял… зачем Карташину понадобился «Танец семи вуалей»? – Надеюсь, Оленин поможет нам ответить на этот вопрос… * * * В кабинете психоаналитика пахло кофе, в окна врывалась весенняя свежесть и городской шум. – Это Ида Рубинштейн? – спросил Лавров, показывая на снимок в рамочке. Узкий овал лица, впалые щеки, огромные черные глаза, копна кудрей… – Да, – кивнул доктор. – Моя любимая фотография. – Как закончилась ее жизнь? – Она умерла в маленьком городке на юге Франции. Всеми забытая… Вероятно, ее старость протекала в тоске и воспоминаниях. Ида пожелала, чтобы о ее похоронах никого не извещали, а на могильной плите выбили всего две буквы – I R. Она ушла, не прощаясь… Глория молча сидела в кресле, разглядывая портреты на стенах. Она узнала только Шарко, Юнга и Достоевского. – Я должен быть вам благодарен, – выдавил Оленин, разливая кофе по маленьким чашечкам. – Если бы не вы… Сима взяла отпуск на две недели, и он вынужден был обходиться без ее помощи. – В худшем случае сидеть бы вам в тюрьме, – сказал за него Лавров. – А в лучшем вы бы просто лишились практики. На вашу репутацию легло бы несмываемое пятно. – Я понимаю… – Чем вы так насолили Карташину? – Затрудняюсь ответить… С этими словами Оленин достал из несгораемого шкафа папку с подшитой историей болезни своего заклятого врага. – Карташин обратился ко мне… минуточку… ага, вот! Больше двух лет назад. С тех пор он совершенно не изменился. Я сразу узнал его. Он назвался Визирем… – Вас это не удивило? – Большинство пациентов предпочитают анонимность. Они берут себе вымышленные имена. Все зависит от фантазии. Итак… Визирь жаловался на невыносимую скуку… и постоянный зуд внутри. Его-де одолевал бес. Имеется в виду не физическое проявление, а чисто нервное. Этот «бес» вынуждал его искать приключений. Причем злых приключений. Пациент постоянно боролся с желанием причинить кому-нибудь вред… Я выслушал его и, честно говоря, не нашел недуг серьезным. В поведении пациента сквозило лукавство. Он как будто проверял меня: «Ну-ка, покажи, на что ты способен!» – Вы помогли ему справиться с этим состоянием? – Я пытался… но Визирь неожиданно отказался от сеансов. Сказал, что слишком дорого платит за пустую говорильню. Он остался недоволен моими методами лечения. Собственно, я не лечу… я помогаю человеку найти причину его проблемы. Лекарства способны облегчить симптомы, но против источника душевных страданий они бессильны. – Карташин нашел причину? – У него не хватило терпения… или денег пожалел. Оленин пробегал глазами по строчкам в истории болезни, освежая в памяти давние события. – Да, вот… на последнем сеансе пациент заявил, что все про меня знает… и что я еще пожалею… – О чем пожалеете? – спросила Глория. Доктор пожал плечами: – Я не придал тогда этому значения… – А зря! – Вероятно, он имел в виду месть, – вставил Лавров. – Вы ведь не помогли ему, а деньги взяли. Он раскопал вашу подноготную и сочинил дьявольскую историю, вложив ее в уста Шехерезады. – Безумие порой граничит с гениальностью… – пробормотал доктор. – Сумасшедший становится провидцем… и угадывает сокровенное. – Вы сами виноваты, Оленин. Не сумели подобрать к пациенту ключик. – Я делал свою работу. Человек – сложная конструкция, в которой сразу не разберешься. Тем более, когда речь идет о психике. Не к каждому ларчику существует ключик. Демонов запечатывают Сулеймановой печатью. Я не мастер ее взламывать. Глория бросила на него удивленный взгляд. – Вы опять не договариваете, Юрий Павлович, – сказала она. – Зачем Карташин велел передать вам диск с «Танцем семи вуалей»? – Знаете, у каждого есть свой скелет в шкафу. Позвольте мне… – Я требую, чтобы вы открыли шкаф! – недослушал Лавров. – Мы хотим взглянуть на скелет. Разве мы не заслужили? Оленин отложил в сторону папку, встал и начал прохаживаться по кабинету. Он вспотел, вытер мокрые ладони бумажной салфеткой. – Это связано с Саломеей? – спросила Глория. Доктор вздрогнул, как будто его ударили. – Я не могу исцелить себя от безответной любви к Иде… Иногда мне кажется, что если бы ее не было, я смог бы стать счастливым, жить обычной жизнью, как все. Она выпила мою кровь по капле, а в вены впрыснула яд, отравляющий душу… Я бы хотел убить ее! Но она уже мертва… Сила наваждения так велика, что Карташин с его пособницей чуть не заставили меня поверить… поверить… В общем, я подозревал в убийстве ассистенток… – Себя? Оленин кивнул с видом обреченного. – На меня нашло затмение… вероятно, очень давно… Я все еще во власти Иды! Знаете, что я понял? Любовь нельзя препарировать… вскрыть и разложить по полочкам. Для нее не существует законов. Она ослепляет… и убивает. Человеческая сексуальность имеет двойственную природу, и с этим ничего не поделаешь. Людей возбуждает насилие. Иначе откуда берется сексуальный садизм? – Он помолчал, тяжело дыша. – С одной стороны, это не связано с любовью; с другой – неотделимо от любви. Не понимаю, как Карташину удалось догадаться… Он почти достиг своей цели. Осталось чуть-чуть, и я бы взял на себя чужую вину… Я запер своего демона в клетке, но тот мог умудриться сбежать… Лавров уставился на психоаналитика с нескрываемой растерянностью. Что за чертовщина? Уже второй участник драмы готов сознаться в том, чего не совершал. Воистину этот Визирь служит влиятельному господину. Не самому ли Люциферу? – Какого демона вы имеете в виду? – Он гнездится в каждом из нас, – мрачно произнес доктор. – Его орудием может стать не только плотская страсть, но и несравненная красота… и великая гениальность. Темная муза не так уж редко посещает мэтров искусства. Возможно, поэтому они увековечили Саломею, дочь разврата… Лаврову было лень вступать в спор, и он промолчал. Да и что, в сущности, он мог возразить? |