Онлайн книга «В свободном падении»
|
Но муж – мало, что встретил ее уже сильно нетрезвый – прямо с порога обрушился: – Уже одиннадцать вечера! Где ты шляешься? Адель задохнулась от гнева. Наорать на него? Влепить пощечину? Просто развернуться и уйти? Но вспомнила слова Иннокентия Степановича («Юпитер, ты сердишься. Значит, ты не прав»). Насколько могла спокойно откликнулась: – Моя передача в прямом эфире закончилась полтора часа назад. – И часто ты теперь будешь уходить ночами на передачи? – ехидно поинтересовался муж. – Шеф сказал: пока в программе я раз в неделю. Если дальше тоже нормально пойдет – то чаще поставит. Гриша скривился. «Тебе было бы гораздо приятнее – если б программу после первого эфира из сетки выкинули!» – Ладно, звезда. Буженины мне пойди порежь, – приказал муж. А она смотрела в его пьяное, недоброе, снисходительное лицо и чувствовала: ненависть к супругу ее просто захлестывает. «Прости, Адель, но жаловаться тебе не на что, – однажды сказал ей Иннокентий Степанович. – Гришка тебя замуж на аркане не тянул». Однако терпеть тоже больше сил не было. Глаза полыхнули яростью, рот выплюнул: – Да пошел ты! Гриша явно опешил. Произнес неуверенно: – Что ты сказала? – Сказала: отвали! Видеть тебя не могу. И завтра… – окончательно собралась с духом, выкрикнула: – На развод подам! Все, хватит надо мной издеваться!!! Шанса на ответную реплику Гришке не дала. Резко повернулась, вышла, шарахнула дверью гостиной. В коридоре остановилась, бессильно прислонилась к стене. Яростно, вполголоса пробормотала: «Чтоб ты сдох!» Сердце колотилось, щеки пылали. Не первый раз, если честно, она желала супругу смерти. Только – уже успела заметить! – на Гришку ее проклятия не действовали. Наоборот, сколько раз случалось: насылала на него в сердцах лютую погибель или болезни, а супруг пышным цветом расцветал. То песню на следующий день напишет – стопроцентный хит. То гонорар ему выплатят огромный. А у нее самой – словно в отместку! – после скандалов всегда или ключи терялись, или зуб начинал дико болеть. А порванные некстати колготки или сломанный ноготь – вообще в порядке вещей. Потому она решила, что у Гришки, наверно, защита стоит. Специальная, колдовская. Она читала: многие публичные люди заказывают себе специальные амулеты. Чтоб никто из завистников не сглазил, порчу не наслал. Даже поделалась своей теорией с Иннокентием Степановичем. Тот, правда, только посмеялся: – Да что Гришке делать, что ли, больше нечего? Не смеши. Сама представь: неужели пойдет взрослый, разумный человек в магический салон? – Но почему ж он всегда словно подпитывается от наших ссор? Даже, мне кажется, специально их затевает. Я взрываюсь, а он счастлив. И потом у него – буквально на следующий день! – успехи-удачи. Неожиданные! – А ты не поддавайся на провокации, – тонко усмехнулся ее духовник. – Не давай Григорию возможности твою энергетику использовать. И портить. – Не могу, – пожала плечами она. – Характер такой. Если доведут – вообще себя контролировать не могу. – А жизнь ведь, по большому счету, справедлива, – задумчиво произнес он. – Вот и возвращается все плохое к тебе самой. Борись с этим, Адель. – Ладно, я буду стараться, – вздохнула она. И действительно – иногда стало получаться. Но сегодня Гришка ее просто вывел из себя. Звезда, блин! Король, глава семьи! А все прочие обязаны смиренно охранять его покой и подавать буженину! Но она же не безответная домработница! И не смиренная секретарша. К тому же – когда гнев выплеснула – вроде самой тоже стало легче. Отправилась прямиком в спальню, упала в постель и спокойно, без снов, проспала до утра. Хотя боялась, что после неслыханного напряжения в связи с первым в жизни прямым эфиром бессонница ей гарантирована. Продрала глаза только в десять – счастье, на работу сегодня спешить не надо. Гришки в супружеской кровати не оказалось. Обычное дело: в обиженного играет, отправился ночевать в кабинет. Адель заглянула в гостиную. С отвращением взглянула на остатки вчерашней мужниной трапезы. Буженина, колбаса, сыр безнадежно обветрились, и даже отбивные (между прочим, дорогущие, из мраморного мяса!) не соизволил после себя убрать. Коньячная бутылка оказалась почти пустой. Пол-литру в одно лицо уговорить – это сильно. Она передернула плечами: наверняка выползет помятый, похмельный, едкий. Скрипнула входная дверь – тетя Нина. Уж на что молчунья – и то поинтересовалась с порога: – Пережила свой прямой эфир? – Да вроде, – вздохнула Адель. – Я, кстати, твою передачу смотрела. Понравилось. Интересных людей пригласила. Молодец, – сдержанно улыбнулась домработница. – Спасибо, – благодарно откликнулась Лопухина. – Ну а чего грустная? – Домработница окинула ее проницательным взглядом. – С Гришей вчера поругались, – вздохнула Адель. От тети Нины скрывать смысла нет: та целыми днями в их квартире торчит, вся семейная жизнь на виду. К тому же, когда муженек проснется, явно последует продолжение банкета (в смысле вчерашней ссоры). Экономка протопала в гостиную, покосилась на коньячную бутылку, констатировала: – Вечером полная была. – Ага, – кивнула Адель. – И я – прошу заметить! – не выпила ни глотка! – Что ж тогда ему на завтрак подать?.. – перешла к насущным проблемам тетя Нина. – Рассолу, – буркнула Адель. – А мне, если несложно, гренок пожарь. И отправилась в душ. Но едва встала под теплые струи, из недр квартиры донесся отчаянный крик. * * * Гриша лежал на животе, левая рука подогнута, правая судорожно вцепилась в диванное покрывало. И тихо-тихо было в кабинете. На подушке – грязно-бурое пятно. То ли кровь, то ли рвота. У Адели все внутри оборвалось. – Что с ним? – выдохнула она. – Не знаю, – пискнула тетя Нина. В глазах домработницы плескался откровенный ужас. Адель решительно оттолкнула женщину и рванулась к дивану. – Вдруг нельзя его трогать? – ахнула в спину экономка. Что за бред! Без помощи, что ли, его оставить?! Адель схватила мужа за руку, выкрикнула: – Гриша! Облегченно выдохнула: кожа оказалась теплой. Однако на касание супруг не отреагировал: ни вскрика, ни стона. Адель осторожно перевернула его на спину: глаза закрыты, губа закушена. Рука, на которой он лежал, распухла и почернела. |