Онлайн книга «Три последних дня»
|
– Привет, девчонки! – Привет. – Татьяна постаралась ответить максимально вежливо. – Я ищу офис доктора Мартина. Вы не подскажете, где он? – Доктор тебе нужен, да? – глумливо улыбнулся один из парней. Остальные заржали. А самый высокий – похоже, главарь – по-хозяйски хлопнул ее по плечу. Заявил: – Милая, да я сам здесь доктор! Лучший врач на всю деревню! Со значением добавил: – Очень, очень опытный… – Эй, полегче! – Таня попыталась сбросить его руку со своего тела, но только раззадорила. Афроамериканец сжал ее в потных объятиях. (А мама с безучастным лицом продолжает бормотать, и на нее негритосы внимания вовсе не обращают.) – Бе-рем! Бе-рем! – начали скандировать остальные трое. Таня забилась, заорала что было мочи: – Help!!! Но ряженые, заполонившие улицу, равнодушно текли мимо. Лишь две пожилые чернокожие дамы (несмотря на позднее время, обе под зонтиками) опасливо посмотрели на мизансцену и ускорили шаг. А огромный негритос триумфально выкрикнул: – Grand prix!!! И поволок девушку за собой под одобрительные крики друзей. – Таня? – растерянно молвила ей вслед мама. – Да сделай же что-нибудь! – заорала, перекрикивая шум толпы, дочь. – Беги! Зови на помощь! Но Юлия Николаевна не двинулась с места – взгляд затравленный, плечи опущены. А огромный главарь глумливо прошептал Татьяне на плохом английском: – Ох, принцесса, и вылечу же я тебя сегодня!.. От всех болезней! Вцепиться зубами? Вонзить ногти? Только сильнее его разозлишь. Весу (и силы) в нем раза в три больше, чем у нее. И тут вдруг она увидела… У нее, что ли, тоже крыша поехала, как у мамы? Путь пьяной компании преградил… Майк. Ну, да. Он. В той же самой футболке – в ней пару часов назад он вел женщин на расстрел. Лицо невозмутимое, даже, показалось, сонное. Указал на Татьяну, что-то коротко, небрежно молвил. Девушка ожидала, что в ответ парни снова разразятся омерзительным хохотом. Сметут нахального белого с пути. Однако голоса похитителей зазвучали на удивление покаянно. Садовникову тут же отпустили, главарь забормотал на креольском, судя по тону, извинения. И растворились в толпе – будто не было их. Таня одернула задравшийся подол. Ее трясло. Она растерянно посмотрела вслед похитителям. Потом – в бесстрастное лицо Майка. Пробормотала – голос дрожал: – Что ты здесь делаешь? Подошла мама – топчется за Таниной спиной, на недавнего палача глядит с неприкрытым ужасом. Однако флюидов опасности от человека-горы сейчас не исходило. Даже наоборот: слегка виноватым он выглядел. Или это просто наваждение в блеске карнавала? Майк шагнул к Тане, хотел взять ее за руку – девушка дернулась назад. Настаивать он не стал, лишь придвинулся, произнес, перекрикивая рев толпы: – Пошли. Надо поговорить! – О чем? – Таня не двинулась с места. – Таня, не беседуй с ним! – предостерегающе произнесла мама. И подалась вперед, заслонила дочь своим телом. – Дьявол! – Майк, похоже, начал злиться. – Вы что, обе не понимаете? Желай я вам зла, разве пришел бы сюда?! Совсем рядом с ними разорвалась петарда, Юлия Николаевна зажала уши, закашлялась от чада. В паре метров, у стены запертого магазинчика, пристроилась парочка. Чернокожий мужчина навалился на даму в цветастой юбке. Таня скосила глаза: джентльмен уже запустил лапищи своей пассии в корсаж, задрал юбку, а та лишь глаза блаженно закатывает. – Пойдемте. Просто поговорим, – продолжал давить Майк. – Или вы хотите, чтоб кто-нибудь нас здесь увидел? Доложил мистеру Трэвису?.. И Таня решилась. * * * Они укрылись от окружающего оголтелого торжества в пустом, но почему-то не запертом баре. За пыльным окошком по-прежнему бушевал карнавал, феерия барабанного боя, криков, истошного визга. Мама – она продолжала держаться от Майка на безопасном, как ей казалось, расстоянии – забилась в угол. Секундное ее просветление, что недавно имело место на улице, сменилось новой порцией бреда. Юлия Николаевна продолжала разговаривать сама с собой, с Мирославом, Таниного отчима, Валерия Петровича, тоже упоминала. – Что это с ней? – тихонько обратился к Тане Майк. – А ты не видишь? – злобным шепотом откликнулась она. – Нервный срыв. А может, вообще с катушек слетела. Навсегда. – К врачу надо. – В тоне человека-горы прозвучали нотки искренней заботы, и Садовникова-младшая вспылила: – Слушай, ты, папочка! Добрячок!! По-моему, еще пару часов назад ты собирался в нас стрелять! – Но не выстрелил же, – невозмутимо пожал плечами тот. – И отпустить вас именно я настоял. Дэна еще уговаривать пришлось. И вообще, – хмуро добавил, – хватит истерик. У меня к тебе дело. – А с чего ты взял, что я хочу вести с тобой дела? – выкрикнула она. Майк никак не отреагировал на ее выпад. Вместо ответа извлек из кармана пачку стодолларовых купюр, протянул ей: – Держи. Все, что у меня есть. Таня в недоумении уставилась на него, а он деловито продолжил: – Лучше было б карточку твою кредитную принести. Увы – не смог. Она у Трэвиса в сейфе осталась. Там же и паспорта ваши – что хуже. Потому только финансами могу помочь. А, и вот еще что подобрал. – Он протянул Тане ее любимое талисман-колечко (девушка сняла его, чтоб не мешало в рискованном спуске с третьего этажа). – Почему-то решил, что оно тебе дорого. Садовникова смотрела на него во все глаза. Дары пока не брала – думала. Майк же продолжал свои искушающие речи: – Денег тут тысяч пять. Хватит, чтоб себя в порядок привести, пересидеть где-нибудь в тихом месте. А дня через два-три я или твой паспорт у Трэвиса вытяну, или новый документ тебе сделаю… – Ты уже обещал мне документ, – иронически протянула она. – Когда мы сюда, на Гваделупу, летели. Американский паспорт, если мне память не изменяет? Да и тихое место тоже сулил. На круизном теплоходе. – Таня! – Лицо Майка посуровело. – Когда я вез тебя к Трэвису, выполнял приказ. А главное, не сомневался: ты в этом деле замешана. Но сейчас-то я понял: ты ни при чем. Зачем жизнь твою губить?.. Я – человек справедливый. – Скажи еще, добрый! – горько усмехнулась она. Майк снова будто не услышал. Метнул в Юлию Николаевну сочувственный взгляд, продолжил: – И маму твою жаль. Ее ведь к врачу срочно надо! Нервное расстройство – оно как инсульт. Если сразу меры принять – может, отойдет. А нет – навсегда такой останется. |