Онлайн книга «Полет летучей мыши [= Нетопырь ]»
|
– Пойдем-ка, Хоули! Не нравится мне это. – Уодкинс встал и потянул Харри за рукав. – Тише! – Харри усадил его снова. – Что такое? Снова зажгли свет. Там, где несколько секунд назад в хаосе смешались кровь, клоуны, занавесы, гильотины и отрубленные головы, не было никого – кроме палача и Отто Рехтнагеля с головой королевы под мышкой. Ответом на их поклон стал восторженный рев зала. – I’ll be damned [56] , —прошипел Уодкинс. В перерыве Уодкинс позволил себе кружку пива. – Этот первый номер душу из меня вынул, – признался он. – Черт, я еще дрожу. Может, взять его сейчас? Я с ума сойду, пока дождусь конца. Харри пожал плечами: – Почему? Бежать он не собирается, ничего не подозревает. Действуем по плану. Уодкинс тайком проверил, на месте ли рация. Лебье, безопасности ради, остался в зале. Полицейская машина стояла у заднего выхода. Признавая нововведения весьма эффектными, Харри все же не понимал, зачем Отто заменил Людовика XVI на неизвестную блондинку. Конечно, он рассчитывал, что Харри, получив бесплатный билет, обязательно придет. Игра с полицией? Харри читал, что серийные убийцы смелеют, если долго остаются непойманными. Или просьба остановить его? Но возможен и третий вариант: просто цирковой номер с некоторыми изменениями. Звонок. – Here we до again [57] , – сказал Уодкинс. – Надеюсь, больше сегодня никого не убьют. Отто появился снова в небольшой сценке во втором акте, одетый охотником и с пистолетом в руке. Навстречу катились деревья, он что-то высматривал между ними, насвистывая как птица. Потом прицелился. Громкий хлопок, от пистолета поднялось облачко дыма, с одного дерева на сцену шлепнулось что-то черное. Охотник подбежал и с удивлением поднял черную кошку! Тяжело вздохнув, Отто под аплодисменты покинул сцену. – Я не понял, – шепотом пожаловался Уодкинс. Если бы нервы у Харри не были так взвинчены, возможно, он и оценил бы номер. Но он глядел больше на часы, чем на сцену. К тому же в основе большинства номеров была местная политическая сатира, которую не понимал Харри, но очень ценили зрители. Музыка заиграла громче, мигнули огни, и все артисты вышли на сцену. Харри и Уодкинс с извинениями протиснулись вперед и направились к двери сбоку от сцены, открытой, как и было условлено. Они оказались в коридоре, полукругом огибающем сцену. Найдя дверь с табличкой «Отто Рехтнагель, клоун», стали ждать. От музыки и аплодисментов содрогались стены, но Уодкинс расслышал слабый писк рации и выудил ее из кармана. – Уже? – спросил он. – Музыка ведь еще не закончилась. Прием. Уодкинс вытаращил глаза. – Что? Повтори. Прием. Харри понял, что что-то не так. – Сиди, следи за дверью. Конец связи! Уодкинс сунул рацию обратно в карман и достал из портупеи пистолет: – Лебье не видит Рехтнагеля на сцене. – Может, он просто его не узнал? Они гримируются так, что… – Свиньи нет на сцене, – повторил Уодкинс, безуспешно дергая дверную ручку. – Черт, Харри, добром это не кончится! Коридор был узким. Уодкинс прислонился спиной к противоположной стене и стал бить в дверь ногой. С третьего пинка дверь вылетела. Гримерку заполнял белый пар. На полу была вода. И вода и пар шли из приоткрытой двери – очевидно, в душевую. Они встали по сторонам этой двери, Харри достал пистолет и нащупал курок. – Рехтнагель! – крикнул Уодкинс. – Рехтнагель! Нет ответа. – Не нравится мне это, – прошипел он. Харри это тоже не нравилось: он на своем веку смотрел слишком много детективов и знал, что открытые душевые, из которых никто не отвечает, не сулят ничего хорошего. Уодкинс указательным пальцем показал на Харри и большим – на душевую. Харри захотелось в ответ показать средний, но спорить не приходилось. Ногой открыв дверь, он шагнул в жару и пар и сразу же насквозь промок. Прямо перед Харри висела занавеска. Не опуская пистолет, Харри рывком отдернул ее. Пусто. Закрывая воду, Харри обжег руку и громко выругался по-норвежски. В ботинках хлюпало. Пар рассеивался. Харри осмотрел душевую. – Никого! – крикнул он. – А какого черта здесь столько воды? – Погоди, здесь что-то застряло в сливном отверстии. Харри сунул руку в воду в поисках пробки и нащупал что-то гладкое и мягкое, застрявшее в стоке. Харри потянул это вверх. Вдруг он почувствовал, что начинает задыхаться. Он сглотнул и постарался вдохнуть, но пар душил его все сильнее. – Что там? – спросил Уодкинс. Он стоял в двери душевой и смотрел на Харри, опустившегося на корточки. – Думаю, я проиграл Отто Рехтнагелю сто долларов, – тихо ответил Харри. – Точнее, тому, что от него осталось. Что происходило потом, Харри видел словно в дымке. Будто пар из душевой кабинки разлился по его телу. В коридоре расплывчатый силуэт охранника пытался открыть дверь реквизиторской. Замочная скважина была залеплена чем-то красным. Дверь взломали, внутри стояла окровавленная гильотина. Послышался крик – какой-то приглушенный, шерстяной, – коллег Рехтнагеля не удалось удержать, и их взорам предстал Отто, раскиданный по всей комнате. Конечности были разбросаны по углам, будто кукольные руки и ноги. Пол и стены забрызганы настоящей липкой кровью, которая со временем сворачивалась и темнела. Лишенное рук и ног тело лежало на подставке для гильотины – окровавленным куском мяса с широко раскрытыми глазами, клоунским носом и помадой на губах и щеках. Пар подступил Харри к коже, рту и нёбу. Как в замедленной съемке, из тумана появился Лебье, подошел к нему и громко прошептал на ухо: «Эндрю исчез из больницы». Уодкинс все не мог отойти от гильотины. – Чертовская самоуверенность, – услышал Харри эхо его голоса. Да уж, откликнулось в голове у Харри. На голову Отто убийца надел белый парик. Вентилятор, должно быть, смазали – он крутился ровно и почти бесшумно. – Значит, полицейские в машине видели, как из двери выходил только палач в черном, так? Маккормак вызвал всех в кабинет. Уодкинс кивнул: – Да, сэр. Посмотрим, что видели актеры и охрана, – их показания сейчас записывают. Либо убийца сидел в зале и прошел в открытую дверь на сцене, либо он вошел в заднюю дверь до приезда нашей машины. |