Книга Тараканы, страница 40 – Ю Несбе

Она умолкла, опустошив рюмку «Меконга». Официант собрался было налить еще, но она жестом дала понять, что достаточно.

— Если инспектор вдобавок знает, что члены семейства Мольнес по давней традиции являются прихожанами молельного дома Внутренней церкви, а также членами Христианской народной партии, то, значит, ему известно и все остальное.

— Возможно, но я был бы очень рад, если бы вы рассказали мне об этом.

Она скривилась, словно только теперь распробовала горький вкус рисовой водки.

— Так решил отец Атле. Когда в связи с выборами лидера партии поползли всякие слухи, Атле сам все выложил отцу. Спустя неделю отец переписал свое завещание. В нем указывалось, что на Атле записана часть семейного наследства, но право распоряжаться деньгами переходило к Руне, которая тогда только что родилась. Она вступает в это право по достижении двадцати трех лет.

— А кто же распоряжается долей наследства до этого момента?

— Никто. Оно просто остается в семье.

— А теперь, когда вашего мужа нет в живых?

— Теперь, — произнесла Хильде Мольнес и провела пальцем по краю рюмки, — теперь все деньги наследует Руна. А право распоряжаться деньгами до того, как она достигнет этого возраста, переходит к тому, кто имеет родительские права.

— Если я правильно вас понял, деньги сейчас ничьи, но распоряжаетесь ими вы.

— Это так. Пока Руне не исполнится двадцать три года.

— А что именно означает подобное право?

Хильде Мольнес пожала плечами:

— Я никогда не задумывалась об этом. Да и сама я узнала эту новость несколько дней назад. От адвоката Хардейда.

— Значит, эта оговорка в завещании о том, что вы вступаете в право распоряжаться наследством, ранее была вам неизвестна?

— Может быть, мне о ней и говорили прежде. Я ведь подписывала какие-то бумаги, но все это ужасно сложно, разве нет? Тогда я не придала этому особого значения.

— Вот как? — подхватил Харри. — А мне показалось, вы что-то говорили про уроженцев Суннмёре…

Она слабо улыбнулась:

— Я всегда была нетипичной уроженкой Суннмёре…

Харри взглянул на нее. Не прикидывается ли она более пьяной, чем на самом деле? Он почесал затылок.

— Как давно вы знакомы с Йенсом Брекке?

— Как давно мы с ним трахаемся, вы хотите сказать?

— Ну что же. И это тоже.

— Тогда все по порядку. Дайте вспомнить…

Хильде Мольнес нахмурилась и подняла глаза к потолку. Она попыталась подпереть голову рукой, но локоть ее соскользнул со стола, и Харри понял, что ошибся. Она была пьяна в стельку.

— Мы встретились на праздничном приеме в честь Атле, через два дня после нашего прибытия в Бангкок. Прием начался в восемь вечера, пригласили всю норвежскую колонию, гости были в саду, перед зданием резиденции посла. Он трахнул меня в гараже, двумя-тремя часами позже, насколько я помню. Повторяю, именно он сделал это, так как сама я была пьяна и не могла оказать никакого сопротивления. Или ответить согласием. Но в следующий раз я была согласна. Или только в третий раз, уже не помню. Во всяком случае, после нескольких раз мы наконец познакомились, вы ведь об этом спрашивали? Ну вот, и с тех пор мы поддерживаем наше знакомство. Теперь мы хорошие знакомые. Достаточно, инспектор?

Харри почувствовал, как в нем закипает раздражение. Может, из-за ее манеры выставлять напоказ безразличие и презрение к самой себе. Следовательно, не стоит с ней церемониться.

— Вы рассказали, что находились дома в день убийства. Где именно вы были начиная с пяти часов вечера, когда пришло известие о том, что ваш муж мертв?

— Я не помню!

Она рассмеялась резким смехом, точно ворон каркнул посреди тихого утреннего леса. Харри заметил, что на них смотрят. В какой-то момент Хильде Мольнес чуть не свалилась со стула.

— Не пугайтесь, инспектор. У меня как раз есть алиби, это ведь так называется? Такое чудненькое алиби, доложу я вам. Моя дочь охотно подтвердит, что в тот вечер я просто на ногах не держалась. Помню только, что после обеда я открыла бутылку джина, потом уснула, потом проснулась, опять выпила, опять уснула, опять проснулась и так далее. Вы меня понимаете.

Харри понимал.

— Что вас еще волнует, инспектор Холе?

Она протянула его фамилию нараспев, чуть-чуть, но ему хватило, чтобы сорваться.

— Только то, что вы убили вашего мужа, фру Мольнес.

Она с удивительной быстротой и ловкостью схватила рюмку и, прежде чем Харри успел остановить ее, швырнула прямо ему в лицо. Рюмка на лету задела ухо Харри и разбилась о стену. Хильде Мольнес скривилась.

— Наверное, вы не поверите, но я забивала голы лучше всех девчонок Эрсты в группе от четырнадцати до шестнадцати лет.

Голос ее звучал совершенно спокойно, словно она уже позабыла о том, что сделала минуту назад. Харри увидел испуганные лица посетителей, обращенные в их сторону.

— Да, шестнадцать лет, как давно это было! Я слыла самой красивой девушкой в… впрочем, я уже рассказывала вам об этом. А какая фигурка, не то что сейчас. Мы с подружкой любили захаживать в раздевалку для судей, прикрывшись крохотными полотенцами, а потом извиняться, что, мол, ошиблись дверью по дороге из душевой. Все ради команды, понимаете? Хотя не думаю, что это могло повлиять на исход игры. А судьи наверняка удивлялись, что это там делают девочки в душевой до матча.

Внезапно она поднялась со стула и завопила:

— Эрстинец, давай, давай, эрстинец, давай, давай!

И плюхнулась обратно. В помещении воцарилась тишина.

— Наша кричалка. «Эрстинка» хуже звучит. А может, кто знает, нам просто хотелось выпендриться.

Харри взял ее под руку и помог спуститься по лестнице. Он протянул таксисту адрес и купюру в пять долларов, попросив проследить, чтобы дама добралась до дома. Таксист мало что уловил из речей Харри, но дал понять, что все будет в порядке.

Проводив фру Мольнес, Харри вошел в бар на Второй Сой, в самом низу Силом-роуд. У стойки не было почти никого, а на сцене торчали две стриптизерши, которых до сих пор не сняли на этот вечер, и надежды их таяли на глазах. Они двигались так, будто мыли посуду, переминаясь с ноги на ногу и тряся сиськами в такт «When Susannah Cries». [28] Харри не мог понять, что скучнее — песня или танец.

Кто-то поставил перед ним пиво, которого он не заказывал. Он даже не дотронулся до него, заплатил и пошел звонить в Управление из телефона-автомата рядом с мужским туалетом. Женского он нигде не заметил.

Легкий бриз ерошил челку. Харри стоял на возвышении, у края крыши, и смотрел на город. Зажмурив глаза, он видел перед собой сплошное сверкание и блеск.