Онлайн книга «Красношейка»
— Холе слушает. Говорите. Пи-и-и. — Чтоб тебя, Харри! Это Эллен. Теперь ему не уйти. Перезвоню тебе на мобильный. Зажав трубку между плечом и ухом, она начала листать телефонный справочник на букву «X», выпустила его из рук, и он с грохотом упал на пол. Ругаясь про себя, Эллен наконец нашла номер мобильника Харри. Хорошо, что он никогда с ним не расстается, подумала она, набирая его телефон. Эллен Йельтен жила на третьем этаже недавно отремонтированного дома. Ее соседкой была ручная синица по имени Хельге. Эллен по-прежнему казалось, что она слышит урчание машины Волера. Ракель Фёуке рассмеялась. — Уж если вы с Линдой договорились потанцевать, потоптаться придется. — Ну да. Либо убегать во все лопатки. Повисло молчание, и Харри подумал, что его слова могли быть не так поняты. Поэтому он поторопился спросить: — А как вышло, что ты стала работать в СБП? — Из-за русского, — ответил она. — Я ходила на курсы русского языка при Министерстве обороны, а потом два года была переводчиком в Москве. Курт Мейрик пригласил меня в СБП уже тогда. После изучения права я направилась прямиком в тридцать пятый отдел СБП. Я думала, что действительно приношу пользу. — А это не так? — Нет, конечно! Сегодня те, с кем мы вместе учились, работают в десять раз больше, чем я. — Ты могла бы уйти со своего места и заняться тем же, чем и они. Она пожала плечами. — Мне нравится моя работа. А этим может похвастаться далеко не каждый. — В этом что-то есть. Пауза. «В этом что-то есть». Неужели нельзя было выдать ничего поумнее? — А ты, Харри? Тебе нравится твоя работа? Они все еще стояли, повернувшись к танцующим, но Харри увидел, куда она указывает ему глазами. Ему в голову приходили самые разные мысли. Что у нее вокруг глаз — улыбчивые морщинки, что дачный домик Мускена недалеко от того места, где нашли стреляные гильзы от винтовки Мерклина, что по данным «Дагбладет» сорок процентов норвежек, проживающих в городах, изменяют своим мужьям, что нужно расспросить жену Эвена Юля, не помнит ли она трех норвежских солдат полка «Норвегия», раненных или убитых гранатой, брошенной с самолета, и что надо бы заскочить на новогоднюю распродажу костюмов в «Дрессманне», которую так рекламировали по ТВ-3. Но вот нравится ли ему его работа? — Иногда, — сказал Харри. — И что тебе в ней нравится? — Не знаю. Наверное, это глупо звучит? — Не знаю. — Я говорю это не потому, что не думал о том, почему я стал полицейским. Я об этом думал. И все равно не знаю. Может, мне просто нравится ловить плохих мальчишек и девчонок. — А что ты делаешь, когда не гоняешься за плохими мальчиками и девочками? — поинтересовалась она. — Смотрю «Последнего героя». Она снова рассмеялась. И Харри подумал, что готов говорить самые идиотские на свете вещи, чтобы она так смеялась. Но взял себя в руки и рассказал кое-что серьезное о своей жизни, дойдя до действительно неприятных вещей, вдруг понял, что не так уж их и много. И, так как она по-прежнему слушала его с интересом, он рассказал еще об отце и о Сестрёныше. Почему все повествования о себе он заканчивает рассказом о сестре? — Наверное, хорошая девчонка, — сказала Ракель. — Самая лучшая, — кивнул Харри. — И самая храбрая. Ее никогда не пугает неизвестность. Она живет, как летчик-испытатель. Харри вспомнил случай, когда Сестрёныш рассказала ему об одной квартире на Якоб-Оллсгате, которую видела в разделе «Недвижимость» в газете «Афтенпостен». Ей понравились обои — похоже на ее детскую в Оппсале. И она купила ее на аукционе за двадцать тысяч крон — рекордная цена за квадратный метр в Осло в то лето. Ракель Фёуке так смеялась, что пролила текилу на пиджак Харри. — Самое лучшее в ней — это то, что, даже когда ее самолет разбивается, она лишь стряхивает с себя пыль и — вперед, навстречу новым приключениям. Она протерла его пиджак платком. — А ты, Харри? Что ты делаешь, когда твой самолет разбивается? — Я? Ну-у… Первое время просто лежу. Но потом снова встаю, другого выбора все равно нет. — В этом что-то есть, — сказала Ракель. Он глянул на нее: смеется? В ее глазах блестел озорной огонек. Она тоже излучала энергию, но не похоже, чтобы ее самолет разбивался. — Теперь ты расскажи что-нибудь, — попросил Харри. У Ракели не было сестер — она была единственным ребенком. Поэтому она стала рассказывать о своей работе. — А мы тут редко кого-то ловим, — говорила Ракель. — В основном дела решаются по телефону или на фуршете в посольстве. Харри криво улыбнулся: — И как же решалось дело с тем секретным агентом, которого я подстрелил? — спросил он. — По телефону или на фуршете? Ракель в задумчивости посмотрела на Харри, выудила из стаканчика кусочек льда и, держа его двумя пальцами, подняла к глазам. Капелька воды сбежала по ее ладони, проскочила под тонким золотым браслетом и потекла вниз, к локтю. — Ты танцуешь, Харри? — По-моему, я только что минут десять говорил, как я ненавижу танцы. Она снова склонила голову набок. — Я спрашиваю, не потанцуешь ли ты со мной? — Под эту музыку? Из динамиков лилась вязкая как сироп саксофонная вариация мелодии «Let it Be». — Думаю, ты выдержишь. Считай, это для разогрева — перед танцем с Линдой. Она мягко положила руку ему на плечо. — Мы флиртуем? — спросил Харри. — Что, инспектор? — Прошу прощения, но я туго понимаю скрытые намеки, поэтому и спрашиваю: это флирт? — Я об этом никогда не задумываюсь. Харри положил руку ей на талию и неуверенно шагнул на танцпол. — Такое ощущение, как будто теряешь девственность, — сказал он. — Но это неизбежно: рано или поздно это приходится делать каждому норвежцу. — Что ты имеешь в виду? — рассмеялась она. — Я имею в виду: танцевать с коллегой на корпоративной вечеринке. — Я тебя не заставляю. Харри улыбнулся. Да даже если бы сейчас на гавайских гитарах играли «Танец маленьких утят» задом наперед, он полжизни отдал бы за этот танец. — Подожди, что это у тебя? — Это не пистолет, это я так рад тебя видеть. Секундочку… Харри отстегнул от пояса мобильный телефон, отпустил Ракель, и та отошла обратно к динамику. Когда Харри вернулся к ней, она протянула к нему руки. |