Книга Красношейка, страница 97 – Ю Несбе

— Вы допускаете, что родственники больного могут не знать о расщеплении личности?

— Допускаю. Частота, с которой меняются личности, индивидуальна. А некоторые к тому же могут сами управлять этой сменой.

— Но в таком случае эти личности должны знать о существовании друг друга?

— Да. И в этом нет ничего необычного. И, как и в романе о Джекиле и Хайде, между этими личностями может идти отчаянная борьба, потому что у них разные цели, разные представления о морали, различное отношение к одним и тем же людям и так далее.

— И человек начинает писать чужим почерком, верно?

— Почему чужим? Харри, скажите, на протяжении дня вы — один и тот же? Нет. Когда вы возвращаетесь домой с работы, в вас происходит масса незаметных перемен: в голосе, жестах и прочем. Странно, что вы назвали почерк. У меня есть книга — как-нибудь дам вам ее полистать, когда время будет, — в ней есть фотография письма, которое написал пациент с расщеплением личности. У него было семнадцать различных почерков.

Харри занес некоторые опорные слова в блокнот.

— Разные менструальные циклы, разные почерки — любопытная болезнь, — пробормотал он.

— Вот видите, Харри. Надеюсь, что чем-то вам помог, а сейчас мне нужно бежать.

Эуне вызвал такси, и они с Харри вместе вышли на улицу. Эуне спросил, какие у Харри планы на семнадцатое мая.

— Мы с женой хотим с утра пригласить друзей, — объяснил доктор. — Будем очень рады, если вы придете.

— Спасибо, конечно, но неонацисты собираются «разобраться» с мусульманами, которые семнадцатого будут справлять ид, и меня назначили руководить охраной мечети в Грёнланне, — ответил Харри, одновременно обрадованный и смущенный таким неожиданным приглашением. — Нас всегда запрягают в праздники.

— Ну, вы могли бы зайти к нам совсем ненадолго. У других наших гостей ведь тоже какие-то планы на завтрашний день.

— Спасибо. Я постараюсь и, если смогу, позвоню вам. А кто ваши друзья?

Эуне еще раз поправил галстук.

— Вроде вас, — ответил он. — Но у жены есть и приличные знакомые.

В эту секунду подъехало такси. Харри открыл доктору дверь, Эуне забрался внутрь, но перед тем, как он уехал, Харри вдруг спросил:

— А отчего у человека появляется СРЛ?

Эуне внимательно посмотрел на Харри:

— Зачем это вам?

— Точно не знаю. Но это может быть важно.

— Хорошо. У большей части больных СРЛ в детстве имела место травмирующая ситуация. Но душевную травму они могли получить и позже. Люди создают себе иную личность, чтобы уйти от проблем.

— О каких душевных травмах можно говорить, если речь идет о взрослом человеке?

— Ну, подумайте. Возможно, он пережил природный катаклизм, потерял любимого, подвергся насилию или долго жил в страхе.

— Как, например, солдат на войне?

— Да, такая травма вполне может быть у солдат.

— Или у партизан.

Последнюю фразу Харри сказал сам себе, потому что такси с доктором Эуне уже уехало.

— В «Скотсман», — сказал Халворсен.

— Ты собираешься провести семнадцатое мая в пабе «Скотсман»? — Харри сделал недовольное лицо и поставил сумку за вешалкой.

Халворсен пожал плечами:

— А есть другие предложения?

— Ну, если обязательно должен быть паб, выбрал бы что-нибудь поприличнее. Или тоже вариант: попроси начальство, чтобы тебя записали на дежурство. Приличная надбавка за работу в праздник, и никакого похмелья.

— Я над этим подумаю.

Харри плюхнулся в кресло.

— Когда ты его починишь? Оно так ужасно скрипит.

— Его невозможно починить, — проворчал Харри.

— Пардон. Как там с Веной?

— Сейчас. Сначала расскажи, как у тебя?

— Я проверял, есть ли у Эвена Юля алиби. Он утверждает, что в день исчезновения жены был в городе, сидел в кафе на Уллеволсвейен, но не встречал никого из знакомых, кто бы мог подтвердить это. В кафе мне сказали, что у них слишком много посетителей, чтобы запоминать их в лицо.

— Кафе находится через дорогу от «Скрёдера», — заметил Харри.

— И что с того?

— Так, к сведению. А что Вебер?

— У них ничего. Вебер говорит, что если Сигне Юль привезли к крепости в машине, которую видел сторож, то у нее на одежде должны быть волокна ткани с заднего сиденья, либо земля или масло, если ее везли в багажнике. В общем, что-то должно быть.

— В том автомобиле были подстелены мешки для мусора, — сказал Харри.

— Вебер говорит то же самое.

— Помнишь, у нее на платье были сухие травинки?

— А как же. Возможно — из конюшни Мускена. Или откуда-нибудь еще. Таких мест — миллион.

— Это не просто травинки. Это сено.

— Какая разница, что это может быть, Харри? Сено — та же сухая трава. Не стоит ворошить.

— Черт, — буркнул Харри и посмотрел в окно.

— Так что там с Веной?

— Пустое, тоже не стоит ворошить… Халворсен, ты умеешь варить кофе?

— Чего?

— Эллен любила сама варить кофе. Она покупала его где-то здесь, в Грёнланне. Может…

— Нет! — ответил Халворсен. — Я не собираюсь варить для тебя кофе.

— Попробуй. — Харри встал — Скоро буду. Через пару часиков.

— Это все, что ты хотел мне рассказать о Вене? Не стоит ворошить?

Харри покачал головой:

— Увы, тут тоже тупик. Привыкай.

Что-то изменилось. Харри шел по Грёнланслейру, пытаясь понять, что же именно. Какая-то перемена произошла в людях за тот день, что он был в Вене. Дойдя до Карл-Юхансгате, Харри наконец понял, что изменилось. Наступило лето. Впервые в этом году Харри чувствовал запах асфальта, цветов в цветочном магазине в Гренсене. А дойдя до Дворцового парка, он почувствовал запах скошенной травы — настолько сильный, что не мог не улыбнуться. Мужчина и девушка в рабочей одежде о чем-то оживленно беседовали, качая головами и глядя на кроны. Девушка сняла куртку и повязала ее вокруг талии, и Харри заметил, что, когда она смотрела вверх, мужчина украдкой поглядывал на ее облегающую футболку.

На Хегдехёугсвейен модные и не слишком модные магазины одежды делали последние отчаянные попытки нарядить горожан к семнадцатому мая. В киосках продавались галстуки и флаги, вдалеке слышались звуки старого егерского марша — шли последние репетиции. Назавтра обещали тепло и ливневые дожди.

Харри взмок, пока наконец дошел до дома Синдре Фёуке.

Фёуке не слишком радовался по поводу Дня Конституции: