
Онлайн книга «Не было печали [= Богиня мести ]»
— Откуда ты знал, что у него есть нож? — У каждого цыгана есть нож. Для еды. Даже члены одной семьи всегда пользуются только собственными столовыми приборами, опасаясь mahrime — заразы. Тот парень совершил выгодный обмен. Нож у него был маленький и тупой. К счастью, мне удалось его наточить в железнодорожной мастерской. Длинным острым ногтем правого мизинца Расколь почесал переносицу. — В тот же вечер, как только Стефан уселся в автомобиль, я спросил сутенера, нет ли у него покупателя и на меня. Он просиял и попросил меня подождать. Когда он вернулся, я стоял в тени под мостом и смотрел на уходящие и прибывающие поезда. «Иди сюда, синти, — крикнул он. — У меня есть хороший клиент. Богатый партийный функционер. Ну иди же, у нас мало времени!» Я ответил: «Нам надо дождаться поезда из Кракова». Он подошел ко мне и схватил за руку. «Идем прямо сейчас, понимаешь?» Я едва доставал ему до груди. «Вон он, смотри», — я указал в сторону путей. Он отпустил меня и поднял голову. Мимо нас длинной вереницей шли стальные вагоны, из окон выглядывали бледные лица. Наконец последовало то, чего я дожидался. Скрежет стали о сталь, когда включились тормоза. Он перекрыл все звуки. Харри зажмурился, как будто это могло помочь ему понять, правдив ли рассказ Расколя. — Когда мимо медленно проплывали последние вагоны, я увидел женское лицо, смотревшее на меня из окна. Я как будто встретился с призраком. Она была похожа на мою мать. Я поднял окровавленный нож и показал ей. Знаешь, Спиуни, это был единственный момент в моей жизни, когда я чувствовал себя абсолютно счастливым. — Расколь мечтательно прикрыл глаза, как будто вновь переживая эту минуту. — Koke per koke. Голова за голову. Так албанцы говорят о кровной мести. Высший восторг и самое опасное опьянение из всех, дарованных людям Господом. — Что было потом? Расколь открыл глаза: — Знаешь, Спиуни, что такое baxt? — Понятия не имею. — Судьба. Удача и карма. То, что управляет нашей жизнью. Я нашел бумажник сутенера, в нем оказалось три тысячи злотых. Вернулся Стефан; вместе с ним мы перенесли труп через пути и положили в товарный вагон состава, идущего на восток. Сами мы отправились на север. Двумя неделями позже в Гданьске мы пробрались на корабль, который доставил нас в Швецию. Оттуда направились в Осло. Здесь, в Тойене, был земельный участок, на котором стояли четыре фургона. В трех из них жили цыгане. Четвертый — старый, ветхий, с поломанной осью — пустовал. Он стал домом для меня и Стефана на пять последующих лет. Здесь в рождественский вечер мы отпраздновали мой девятый день рождения. Закутавшись в единственное оставшееся у нас шерстяное одеяло, мы ели печенье, запивая его молоком. На следующий день мы впервые взломали киоск и решили, что наконец-то попали в подходящее место. — Расколь широко улыбнулся. — Это оказалось проще, чем отнять у ребенка конфетку. Довольно долгое время они сидели молча. — У тебя такой вид, будто ты все еще не до конца мне веришь, — сказал наконец Расколь. — Разве это имеет какое-то значение? — грубовато парировал Харри. Расколь улыбнулся. — Откуда ты знаешь, что Анна тебя не любила? — в свою очередь спросил он. Харри молча пожал плечами. Рука об руку, скованные наручниками, они вошли в «Кишку». — Не стоит на все сто процентов рассчитывать, что я узнаю налетчика, — предупредил Расколь. — Вполне может быть, что это кто-нибудь из залетных. — Понятно, — буркнул Харри. — Отлично. — Так если Анна — дочь Стефана и он живет в Норвегии, почему его не было на похоронах? — Потому что он мертв. Сорвался, когда ремонтировал крышу много лет тому назад. — А мать Анны? — Они с сестрой и братом после смерти Стефана подались на юг, в Румынию. Адреса ее я не знаю, да и вообще сомневаюсь, чтобы он у нее был. — Иварссону ты сказал, что родственники не пришли на похороны, потому что она навлекла позор на всю семью. — Правда? — В карих глазах Расколя блеснули лукавые искорки. — Если скажу, что солгал, ты мне поверишь? — Поверю. — Однако я не лгал. Семья отвергла Анну. Для отца она больше не существовала, он запретил называть ее имя в своем присутствии. Чтобы избежать mahrime. Понимаешь? — Честно говоря, нет. Они дошли до здания Управления и остановились в ожидании лифта. Расколь пробормотал что-то неразборчивое; вслух же он спросил: — А почему ты решил, что мне можно верить, Спиуни? — Разве у меня есть выбор? — Выбор всегда есть. — Гораздо интереснее, почему ты веришь мне. Пусть ключ, который я тебе дал, — дубликат ключа от квартиры Анны, но ведь вовсе не факт, что я нашел его у убийцы. Расколь покачал головой: — Ты не понял. Я не верю никому. Полагаюсь лишь на инстинкт. А он говорит мне, что ты вовсе не дурак. У каждого есть что-то, ради чего он живет. То, что можно у него отнять. В том числе и у тебя. Это вовсе не сложно. Двери лифта раскрылись, и они вошли внутрь. Пока Расколь просматривал видеозапись ограбления, Харри в полутьме наблюдал за ним. Цыган сидел с невозмутимым видом, выпрямившись и плотно сжав ладони. Лицо его оставалось бесстрастным даже тогда, когда в «Камере пыток» раздался искаженный звук выстрела из винтовки. — Хочешь просмотреть еще раз? — спросил Харри, когда они дошли до последних кадров, на которых Забойщик уходил по Индустри-гате. — Не нужно, — отказался Расколь. — Ну и?.. — Харри попытался скрыть возбуждение. — А еще что-нибудь есть? Харри воспринял это как дурной знак: — Э-э. У нас есть запись видеокамеры из «Севен-элевен», расположенного напротив, откуда он наблюдал за банком перед самым ограблением. — Ставь. Харри прокрутил пленку дважды. — Ну? — повторил он свой вопрос, когда изображение на экране вновь сменилось пургой. — Я так понимаю, что было еще несколько налетов, и мы могли бы посмотреть и эти записи, — сказал Расколь и взглянул на часы. — Однако все это пустая трата времени. — Мне казалось, ты говорил, что время — это единственное, чего у тебя в избытке. — Очевидная ложь. — Расколь встал и протянул Харри руку. — Как раз со временем у меня туго. Давай, Спиуни, пристегивай нас. Харри про себя выругался. Он защелкнул наручники на запястье Расколя, и они вместе, бочком, протиснулись между столом и стеной к двери. Харри взялся за собачку замка. — Большинство из тех, кто грабит банки, — простые ребята, — сказал Расколь. — Потому-то они и грабят банки. |