Онлайн книга «Спаситель»
«Посмотри на меня», — сказал он, и отец машинально поднял голову. Второй выстрел оставил черную дырочку у него во лбу, и он упал головой в тарелку с блинчиками. Он повернулся к Джорджи: тот сидел открыв рот, по щеке текла красная струйка. Лишь через секунду он сообразил, что это варенье из отцовского блинчика, и снова сунул пистолет за пояс. «Застрели и меня, Серж». «К тебе у меня нет претензий». Он вышел в переднюю, взял с вешалки у двери куртку. Джорджи вышел следом за ним. «Я отомщу! Найду тебя и убью, если ты сейчас меня не прикончишь». «А как ты меня найдешь, Джорджи?» «Тебе не скрыться. Я же знаю, кто ты». «Правда? По-твоему, я Серж. Но Долач был рыжий и ростом повыше меня. И я не бегаю, Джорджи. Хорошо, что ты меня не узнаёшь. Значит, можно оставить тебя в живых». Он крепко поцеловал Джорджи в губы, открыл дверь и ушел. Об убийстве писали в газетах, но в розыск никого не объявили. А три месяца спустя, в воскресенье, мать рассказала, что некий хорват приходил просить о помощи. Много заплатить он не может, но кой-какую сумму семья собрала. Как выяснилось, серб, в войну до смерти запытавший его брата, живет неподалеку. И тут он от кого-то услыхал о Маленьком Спасителе. Старикан обжег окурком пальцы и громко выругался. Он встал, вышел к стойке администратора. За спиной у парня по ту сторону стеклянной перегородки стоял красный флаг Армии спасения. — Could I please use the phone? [30] Парень скептически смерил его взглядом: — Если разговор местный, то пожалуйста. — Да, местный. Парень кивнул на тесную контору за спиной, прошел туда. Сел возле стола, глядя на телефон. Думал о голосе матери. Огорченном, испуганном, а одновременно ласковом и теплом. Как объятие. Встал, закрыл дверь и быстро набрал номер «Интернационаля». Ее не было. Сообщения он не оставил. Дверь открылась. — Закрывать дверь воспрещается, — сказал парень. — Ясно? — Ясно. Извини. У тебя есть телефонный справочник? Парень закатил глаза, кивнул на пухлый том рядом с телефоном и вышел. Он отыскал телефон Юна Карлсена, по адресу: Гётеборггата, 4, набрал номер. Tea Нильсен не сводила глаз с трезвонящего телефона. В квартиру Юна она вошла, воспользовавшись ключом, который получила от него. Где-то здесь есть дырочка от пули, так они сказали. Она поискала и нашла ее — в дверце шкафа. Тот человек пытался застрелить Юна. Убить его. От этой мысли она разволновалась. Но не испугалась. Иногда она думала, что никогда больше не сможет испугаться, вот так и вот этого — смерти. Здесь побывала полиция, но задержалась недолго. Кроме пуль, никаких следов. По их словам. В больнице она слышала дыхание Юна, видела как он на нее смотрит. Такой беспомощный в большой больничной кровати. Достаточно закрыть его лицо подушкой — и он умрет. Ей доставило удовольствие видеть его слабым. Может, учитель у Гамсуна в «Виктории» правильно говорил, что у некоторых женщин потребность испытывать сострадание так велика, что они ненавидят своих здоровых, сильных мужей, что в глубине души предпочли бы мужей-калек, зависящих от их доброты. Но сейчас она находилась в его квартире, где звонил телефон. Глянула на часы. Ночь. По делам в такое время не звонят. Tea не боялась умереть. А вот звонка испугалась. Наверно, это она, та женщина, о которой ей, как считал Юн, неизвестно? Она шагнула к телефону. Остановилась. Звонок тренькнул в четвертый раз. После пяти сигналов телефон умолкнет. Она медлила. Пятый звонок. Она быстро сняла трубку: — Да? Секунда молчания, потом мужской голос заговорил по-английски: — Sorry for calling so late. [31] Моя фамилия Едом. Можно Юна? — Нет. — Она облегченно вздохнула. — Юн в больнице. — Ах да, я слышал, что сегодня случилось. Я его старый друг, хотел бы навестить его. Он в какой больнице? — В Уллеволской. — В Уллеволской? — Да. Не знаю, как отделение называется по-английски, по-нашему — нейрохирургия. Но у дверей там сидит полицейский, и он вас не пропустит. Понимаете? — Понимаю. — Английский у меня… не особенно… — Я все понял. Большое спасибо. Tea положила трубку и долго смотрела на телефонный аппарат. А потом опять взялась за поиски. Они сказали, тут несколько пулевых отверстий. Администратору в Приюте он сказал, что ему надо отлучиться, и протянул ключи. Парень бросил взгляд на стенные часы, которые показывали без четверти двенадцать, и попросил его взять ключи с собой. Он, мол, скоро запрет дверь и ляжет спать, а ключ универсальный, подходит к входной двери. Жгучий мороз набросился на него, едва он ступил за порог. Он наклонил голову и быстро, решительно зашагал прочь. Затея рискованная. Безусловно. Но иначе нельзя. Ула Хенму, начальник отдела эксплуатации компании «Хафслунн энерги», сидел в операционном зале на Монтебелло в Осло, думая о том, что неплохо бы покурить, и глядя на один из сорока мониторов, установленных в зале. Днем здесь работало двенадцать человек, сейчас, ночью, только трое. Обычно каждый сидел на своем месте, но сегодня вечером все, словно от холода, сгрудились у центрального пульта. Гейр и Эббе, по обыкновению, спорили о лошадях и скачках. Так продолжалось уже восемь лет, и никому из них в голову не приходило, что можно делать ставки каждому за себя. Самого Улу куда больше тревожила трансформаторная подстанция на Хиркевейен, между Уллеволлсвейен и Согнсвейен. — Тридцать шесть процентов перегрузки на Т-один. Двадцать девять — на остальных, от второго до четвертого, — сказал он. — Господи, ну народ и топит, — сказал Гейр. — Боится закоченеть? Ночь ведь, под перины пора. Сладостная месть в кубе? У тебя что, легкий инсульт? — Народ тепло убавлять не станет, — заметил Эббе. — В нашей стране денег у людей куры не клюют. — Все это плохо кончится, — вздохнул Ула. — Да брось ты. Подкачаем нефти — и порядок, — сказал Эббе. — Я имею в виду Т-один. — Ула щелкнул по монитору. — Стрелка показывает шестьсот восемьдесят ампер. А емкость рассчитана на пять сотен номинальной нагрузки. Эббе только успел сказать: «Расслабься!» — и тотчас завыла тревожная сирена. |