Онлайн книга «Бульдожья схватка»
|
— Ага, — сказал Петр. — А этот, я так понимаю, не мог мимо пройти, чтобы по попке не похлопать? — Нечто вроде, — сказала Надя, сердито сверкнув глазами. — В общем, я поняла, что ты — это не ты… — Все? — Все, — чуть удивилась она. — А что, этого мало? — Бог ты мой, — сказал он, прилагая героические усилия, чтобы не взорваться хохотом. — И ты это в Интернет слила в кодированном виде? Только это? — А разве мало? — Ты мне начинаешь нравиться, — сказал Петр. — Не надо ерзать, я в чисто платоническом смысле… Значит, после того, как я в полном соответствии с традициями Агаты Кристи подсыплю тебе крысиного яда в какао, в Интернете окажется только этот компромат? Надюша, извини меня тысячу раз, но это такое детство… И понял по ее озабоченному личику, что подсознательно она и сама давала себе в том отчет. Усмехнулся: — А ты отчаянная… — Какая есть, — отозвалась она настороженно. — Ну, и чего ты от меня хочешь? Пару тысяч баксов в качестве платы за молчание? Говори, не стесняйся, дело житейское. Ах, нет? Головой мотаешь? Ну так какого ж тебе рожна, прости за вульгарность? И тут же нашел ответ сам. Несмотря на тягостное прошлое, все эти фотосеансы и видеозабавы, несмотря на умелое обращение с сигареткой, на обретенную уже сексапильность, это всего-навсего ребенок. Дети обожают тайны, предпочтительно роковые, жаждут разгадки… — Что ты молчишь? — поинтересовалась она напряженно. — Думаю, — признался он. — Да нет, не про то, на сколько кусочков тебя разрезать… Искренне кое-чего не понимаю. Ладно, ты меня расшифровала. Что же с матерью сенсационными открытиями не поделилась? Или с какой-нибудь подружкой? Двинула ко мне самому. Это, извини, рискованно. Мало ли для каких целей я в вашу честную семью вполз коварным змием… Вдруг я вас всех хочу темной ночкою перерезать, украсть из серванта серебро и убежать? А подлинник давным-давно лежит в Шантаре с дюжиной утюгов на ногах? — Не похоже. — Да-а? — с интересом спросил Петр. — И как же ты себе представляешь механизм подмены? — Я над этим неделю голову ломала, — сказала она. — И пришла к выводу, что он сам это все устроил. Ты уже больше месяца его изображаешь, но никто ничего не заподозрил, ни в офисе, ни в других местах. Значит, ты должен очень много о нем знать, очень. Предположим, вы его похитили, пытали, выкачали информацию… Нет, не верится. Такое только в кино бывает. Он сам зачем-то все придумал. Интересно, где он тебя отыскал, такого? Ведь — как две капли… — Нет, ты уж не отклоняйся от темы, — сказал Петр. — Ты почему пришла прямо ко мне, а не, скажем, к матери? Девчонка подняла голову, глядя ему в глаза по-взрослому серьезно: — Потому что мать изменилась. Ей так гораздо лучше. Уж это-то понять ума хватает… — А тебе? — усмехнулся Петр. — И мне. — Понятно… — Да ничего тебе не понятно! — взвилась Надя. Успокоилась, заговорила тише: — Понимаешь, все пошло совершенно по-другому. Жизнь вдруг стала совершенно нормальной. Без… всего этого. Ты меня прекрасно понимаешь, папочка? — Ну, — сумрачно признался он. — Вот… И я свободно вздохнула, и мать на человека стала похожа. Вот и скажи ты мне честно — когда это кончится? Чтобы мне приготовиться. Или… Ладно, коли уж пошла полная откровенность… Нельзя ли сделать так, чтобы все осталось по-старому? Как теперь? Тебе что, этого не хочется? Думаешь, я не видела, как ты на мать смотришь? И как она цветет? «Бог ты мой, как она должна Пашку ненавидеть», — подумал Петр растерянно. И сказал: — Интересно, ты сама-то понимаешь, какой в твоем предложении потаенный смысл? — Понимаю, — выпалила она, ни секунды не промедлив. — М-да… — Что — «м-да»? — спросила она яростным шепотом. — Что я его, козла, ненавижу? А ты фотографии просматривал, прежде чем мне отдать? — Я и пленку видел, — признался он. — Тем более. Поставь себя на мое место, а? Ты бы его любил? — Я бы его пристукнул, — признался Петр. — Так то — ты. А я не умею, у меня не получится. Да и неизвестно, где он спрятался… Слушай, — сказала она с мольбой. — Неужели тебе не хочется насовсем? Насовсем им остаться? — Самое смешное, хочется, — признался Петр. — Не ради денег и всего прочего. — Ради матери? — Догадлива ты не по летам, дите мое… — Потому и догадлива, что давно не дите, — отрезала Надя. — Научили жизни… Ну, так чего ж ты медлишь? Пристукни его к чертовой матери — и все будет отлично. — Легко сказать… — Слушай, кто ты все-таки? — Брат-близнец, — подумав, решился он. — Серьезно? — глаза у нее поневоле округлились. — А вообще, тогда все понятно… Полковник? — Подполковник. — Ну да. Он давненько как-то говорил, что брат у него офицер, но насчет близнеца ни словечком не помянул… Вообще на моей памяти он тебя поминал всего-то раза два… — Надя воззрилась на него с нескрываемым любопытством. — Теперь-то понятно… И я, дура, так разоткровенничалась… Если ты родной брат, не сможешь… — Зато он, кажется, сможет, — сказал Петр угрюмо. — Что?! Он решился. Был сейчас настолько одинок, что любой сподвижник, даже эта соплюшка, стоил целой армии. А учитывая, что девчонка люто Пашку ненавидела, мало того, жаждала, чтобы все осталось по-старому, — быть может, и не столь уж никчемное приобретение? Он рассказывал негромко, профессионально отсекая лишнее, малозначащее, ненужное в данный момент — голая суть, сначала факты, потом его версии, его наблюдения, его выводы. Надя слушала, не сводя с него глаз, по-взрослому печальных. Он развел руками: — Ну вот и все, если вкратце… Что думаешь? Ты его получше знаешь… — Он нас убьет. Всех. Это такая сволочь… что он, что Митька Елагин. Вполне в его стиле — подставить тебя вместо… а самому махнуть за границу под видом грека. — Ты не в курсе, мать что-нибудь подписывала? Ну, знаешь, такое случается — часть акций или другого имущества регистрируют на имя жены, чтобы… — Да прекрасно я поняла, — досадливо махнула рукой Надя. — Два года назад, когда была перерегистрация предприятий. Я плохо помню детали, мне их и не объясняли, но, в общем, она практически совладелец. Полноправный. Что ты нахмурился? Это для нее… хуже? — Гораздо, — сказал он честно. — Значит, класть будут не меня одного, а всех… Трех. |