Книга Охотники за головами, страница 10 – Ю Несбе

— Искусство любишь, Клас? — спросил я, протягивая ему один из бокалов, с которыми вернулся Ник.

— Да. И нет. Я люблю такое искусство, которое показывает. Но то, что я вижу, — это чаще всего заявка на красоту и истину, которых нет. Возможно, на уровне замысла они имеются, но нет коммуникативного таланта это передать. А там, где я не могу увидеть красоты или истины, там для меня их и нет, вот и все. Художник, утверждающий, будто он не понят, почти всегда плохой художник, и вот это, к его несчастью, многим как раз понятно.

— Тут мы сходимся, — сказал я и поднял бокал.

— Я извиняю большинству недостаток таланта, видимо, потому, что мне самому его не так много досталось, — сказал Грааф и едва смочил шампанским тонкие губы. — Но не художникам. Мы, бесталанные, работаем в поте лица своего и платим за то, чтобы они могли резвиться вместо нас. Это честно, и так должно быть. Но пусть тогда хоть резвятся хорошо.

Я уже понял и знал то, что результаты тестов и углубленного интервью только подтвердят. Это тот, кто нужен. Имей «ISCO» или «Mercuri Urval» два года на поиски, им бы все равно не найти лучшего кандидата.

— Знаешь что, Клас? Нам надо потолковать. Диана мне как раз это предложила. — Я протянул ему свою визитную карточку. Без адреса, факса или веб-страницы, только имя, мобильный номер и «Альфа» в уголке крохотными буквами.

— Я ведь уже сказал… — начал Грааф и взглянул на мою карточку.

— Слушай, — перебил я. — Человек не знает, что для него благо, как говорит Диана. Я не знаю, о чем мы с тобой потолкуем — давай об искусстве. Или о будущем. Или о ремонте домов — у меня есть, кстати, парочка мастеров на примете — лучшие в Осло и берут умеренно. Но потолковать нам надо. Как насчет завтра, в три?

Грааф мгновение смотрел на меня, улыбаясь. Потом погладил подбородок тонкими пальцами.

— По-моему, изначальная идея визитных карточек — снабдить получателя информацией, нужной для нанесения визитов.

Я достал конклиновскую авторучку, написал офисный адрес на обороте визитки и проследил, как она скрылась в пиджачном кармане Граафа.

— Надеюсь, мы потолкуем с тобой, Роджер, но теперь мне пора домой — набраться сил, чтобы ругаться с моими столярами по-польски. Мой привет твоей очаровательной жене.

Грааф четко, по-военному, откланялся, повернулся на каблуках и направился к двери.

Я все еще смотрел ему вслед, когда подошла Диана:

— Ну как, любимый?

— Роскошный экземпляр. Взгляни хотя бы на походку. Хищник семейства кошачьих. Превосходно!

— Ты хочешь сказать…

— Он ухитрился даже притвориться, что эта работа его не интересует. Господи, я должен добыть эту голову, я сделаю из нее чучело с подкрашенными зубами и повешу на стенку.

Диана радостно всплеснула руками, как маленькая:

— Значит, я помогла? Что, правда помогла?

Потянувшись, я обнял ее за плечи.

Зал был уже вульгарно, великолепно набит до отказа.

— Теперь ты дипломированная охотница за головами, мой цветочек. Как с продажами?

— Мы сегодня не продаем. Я разве не говорила?

Какое-то мгновение я надеялся, что ослышался.

— Это что, просто… выставка?

— Атле не хочет расставаться с картинами. — Извиняющаяся улыбка. — Я его понимаю. Тебе ведь тоже было бы жалко лишиться такой красоты?

Я закрыл глаза и сглотнул. Ладно, мягкость против мягкости.

— Думаешь, это было глупо, Роджер? — услышал я огорченный Дианин голос и собственный ответ:

— Да нет.

А потом ощутил ее губы на щеке.

— Любимый, какой же ты милый! А продать мы сможем и позднее. Это создает нам имидж и делает эксклюзивными. Ты же сам говоришь, как это важно.

Я выдавил улыбку:

— Конечно, любимая. Эксклюзивность — это прекрасно.

Она просияла:

— А знаешь что? На фуршет я позвала диджея. Из клуба «Бло», где исполняют соул семидесятых, ты сам говорил, они лучшие в городе…

Она всплеснула руками, и я почувствовал, как моя улыбка отклеилась от губ, упала на пол и разбилась. Но у моего отражения в Дианином бокале с шампанским она по-прежнему была на месте. Снова прозвучал аккорд Gllsus4 Джона Леннона, и Диана полезла за телефоном в карман брюк. Я рассматривал ее, пока она, щебеча, спроваживала каких-то незваных, норовивших пролезть без приглашения.

— Конечно, приходите, Миа! Нет, только обязательно возьмите малышку. Подгузники можно менять у меня в кабинете. Конечно, детский крик — это очень кстати, он так оживляет! Только ты мне обязательно дай ее подержать, обещаешь?

Боже, как я люблю эту женщину.

Мой взгляд снова скользнул на собравшуюся публику. И застрял на маленьком бледном личике. Это могла быть она. Лотте. Те же печальные глаза, которые я впервые увидел именно тут. Это была не она. Закрытая глава. Но образ Лотте преследовал меня всю оставшуюся часть вечера, словно бездомная собака.

— Опаздываешь, — сказал Фердинанд, когда я вошел в офис. — И с бодуна.

— Ноги со стола, — сказал я, обошел вокруг письменного стола, включил компьютер и, дернув шнур, опустил жалюзи. Теперь свет уже не бил в глаза, и я снял темные очки.

— Следует это понимать так, что вернисаж удался? — заныл Фердинанд таким голосом, который точно бил в болевую точку у меня в мозгу.

— Были танцы на столах, — ответил я и глянул на часы. Полдесятого.

— Ну почему самые лучшие праздники вечно те, куда ты не попал? — вздохнул Фердинанд. — Кто-нибудь из известных людей там был?

— Из известных тебе?

— Из знаменитостей, дурачок! — И взмах рукой с вывертом кисти.

Меня уже перестало раздражать его упорное стремление все время выглядеть как на эстраде.

— Кое-кто был, — сказал я.

— Ари Бен? [4]

— Нет. Ты ведь будешь тут на встрече Ландера с заказчиком в двенадцать часов?

— Ну да. А Ханк фон Хельвете [5] был? Вендела Кирсебом? [6]

— Выйди, мне работать надо.

Фердинанд сделал обиженное лицо, но просьбу выполнил.

Когда дверь за ним захлопнулась, я забил в гугл Класа Граафа. И несколько минут спустя уже знал, что он шесть лет был главой и совладельцем «ХОТЕ» до самой продажи компании, был мужем бельгийской фотомодели и в 1985 году стал чемпионом Нидерландов по военному пятиборью. И удивился, что, кроме этого, не нашлось ничего. Ладно, в три часа мы применим мягкую версию метода Инбау, Рейда и Бакли, и тогда я узнаю все, что мне нужно. А до этого надо провернуть одно дельце. Небольшую конфискацию. Я откинулся назад, закрыл глаза. Азарт люблю, но ожидание ненавижу. Сердце уже билось чуть быстрее нормы. Мелькнула мысль: было бы из-за чего ему биться. Восемь тысяч. Не так много, как кажется. В моем кармане эта сумма гораздо меньше, чем доля Уве Чикерюда в его. Бывало, я начинал завидовать его простой жизни, его одиночеству. Это было первое, в чем я удостоверился, когда собеседовал его на должность начальника охранного агентства, — что вокруг него не будет лишних ушей. Как я догадался, что он — мой кадр? Во-первых, его оборонительно-агрессивная манера держаться. Во-вторых, то, как он парировал мои вопросы — так, словно в совершенстве владел допросной техникой.