
Онлайн книга «Освобождение шпиона»
— Не базарь по-пустому! — заорал Бруно, окончательно войдя в роль. — Щас он покажет тебе, какой танк! Я его еле успокоил, понятно? У него пулемет выше меня ростом! И тебя, кстати, тоже… И гранат гора! И автоматов старых штук двадцать! А сам он как этот… Призрак! Свет в глаза заходит, а там темные дыры — ни зрачков, ни белков, ничего! Леший замолк — ему надо было переварить полученную информацию. И даже фонари погасил — на всякий случай. — Что он охраняет там, твой Башмакин? — спросил он через минуту. — Не знаю! Я только начал это самое, ну… Терки тереть… Переговоры, короче! Из темноты за Разломом донеслась чья-то вполголоса произнесенная фраза: — Да врет он все, товарищ майор!.. Он сам с собой там разговаривает, похоже! На что Леший очень внятно ответил: — Цыц, Рудин! Без тебя разберусь. — Хорошо, Бруно! — крикнул Леший. — Сколько тебе времени нужно? — Не знаю! Он какой-то долбанутый! Час, может два… — Даю тридцать минут, — сказал Леший. — Так ему и передай. Через полчаса мы наводим переправу и форсируем щель. И скажи ему — ни танки, ни пулеметы тогда не помогут! — Да ты не ссы, это!.. Все будет в лучшем виде! Я Башмака уговорю! Он пацан свойский, вас не тронет! Бруно постоял еще, почесал бороду, махнул рукой и пошел обратно. Больше идти ему было некуда — или сюда, или к Лешему, который, того и гляди, опять забьет его в наручники. Башмакин ждал на прежнем месте, автомат наизготовку, и был по-прежнему страшен — особенно черные дыры вместо глаз. И поза у него была какая-то не совсем человеческая, словно он в любую минуту готов был встать на четвереньки. Бруно перевел дух и сказал: — Ну, ты слышал все, да? Все нормально. Леший тебя не тронет, я ему приказал. Но ты тоже того… Он исподлобья глянул на караульного, перехватил его черно-дырчатый взгляд, отвернулся. Но мысль свою докончил: — Не выкобенивайся тут особо… Башмакин опустил автомат. — А ты не похож на остальных, товарищ Бруно, — сказал он, имея в виду, конечно, подземных обитателей, «папуасов». — Выглядишь цивилизованно, опрятно. И ты гораздо умнее их. Это странно. Откуда ты пришел? — Да я в четырнадцать раз умнее! — уточнил Бруно. — И ничего тут странного! Это я еще с бодуна, на расслабоне… А пришел я с Лубянки, откуда ж еще! С площади Дзержинского, прямиком оттудова и пришел!.. Да, я умнее их всех в двадцать два раза — когда трезвый! — С Лубянки? Ты что, работаешь в МГБ? — удивился Башмакин. — Да! Точно! Где же еще! — Бруно важно кивнул. Он готов был сейчас работать где угодно и с кем угодно, готов был верить хоть в Сталина, хоть в черта лысого, лишь бы выпутаться из этой передряги. Но он понимал, что слова надо чем-то подтверждать. — На мне все МГБ держится! Видишь, побриться даже некогда! Он энергично потеребил свою бороду. В конце концов, борода — это не пустые слова, это вещественное доказательство. — И те, что с тобой — они тоже из МГБ? — уточнил Башмакин. — Леший-то? Так он, блядь, законченный эмгэбист! То есть… В положительном смысле, конечно! Ну да! Он тоже с Лубянки! Настоящий майор, мать его! Башмакин не понимал. Слишком много информации, слишком быстро, слишком громко, слишком грозно и непонятно кричит этот странный Бруно Аллегро. — Так зачем вы пришли сюда с оружием? — спросил часовой. — Почему ведете себя так, будто вы враги? — Да ни хуя мы не враги, ты чего! — Бруно искренне возмутился. — Я — Бруно Аллегро! Народный артист СССР, тайный агент КГБ или как его там… Я террористам не дал Кремль взорвать!.. Блядь, ты ж посмотри! Какой же я враг?.. Башнабаш поджал безгубый, как у ящерицы, рот. Посмотрел на часы, отстегнул от пояса флягу, протянул ее Бруно. — Это коньяк. Старый, французский. Тот жадно схватил, отвинтил пробку, понюхал — точно коньяк. И вдруг засомневался. Пить из фляги этого подземного упыря ему почему-то расхотелось. — Это… Нет, в общем. Не в падлу, просто на работе не бухаю, — буркнул Бруно, возвращая флягу. Башмакин с уважением посмотрел на него, безбровое, безволосое лицо немного вытянулось. — Я тоже не употребляю обычно, — сказал он. Тем не менее отпил из горлышка, еще раз посмотрел на часы. — Но теперь уже все равно. Осталось семнадцать минут. Рабочее время, или нерабочее, я свою работу закончил. И ты, видимо, тоже. И те, кто с тобой. — Что ты гонишь? — не понял Бруно. — Слушай, у тебя тут дышать нечем! — Ничего, семнадцать минут потерпишь. — Да что ты заладил про семнадцать минут?! — разозлился карлик. — Что такого через твои семнадцать минут случится? Свежий воздух пойдет, что ли? — Через семнадцать минут сработает заряд. Я активизировал систему ликвидации командного пункта. Объект рассекречен противником, по инструкции я должен взорвать его. Бруно так и застыл с открытым ртом. — Ты охуел, что ли?!! — заорал он так, что услышали, наверное, на том берегу Разлома. — Какого, блядь, командного пункта?!.. Какое нах… взорвать?! Семнадцать минут! На череповецкую зону захотел, козлиная рожа?!! Он заметался из стороны в сторону, бросился было в сторону Разлома, но тут же вернулся. Спросил с надеждой: — Ты что — фуфло прогнал? — Я охраняю секретный стратегический объект, — спокойно пояснил Башмакин. — Совершено несанкционированное вооруженное вторжение, объект должен быть… — Какой объект?! Ни хуя!!! Никаких «должен быть»! Чего удумал! — Бруно даже подскочил на месте. — Слушать мою команду! От имени товарища Сталина, товарища Берии и начальника МГБ приказываю — отставить, рядовой Башмак!! А-атставить взрывы! — Это неправда. Товарищ Сталин умер в 1953 году. — В черных дырках-глазах Башнабаша что-то недобро сверкнуло. — За три года до того, как я заступил сюда в караул. — Как — за три года? Ты что, с 56-го здесь топчешься?! Пораженный Бруно на какое-то время даже забыл про заряд. — Да. Больше полувека. Всю жизнь. И мне, честно говоря, все это здорово надоело… — Башмакин опять поджал рот. — И эта «Старая Ветка», все, что здесь… А еще хуже то, что творится у вас наверху. Я все это время слушал радио, следил за тем, во что превращается моя страна, и все время ждал момента, когда можно будет дернуть ручку тумблера… У Бруно вытянулось лицо. Он перестал орать и подпрыгивать, и даже как-то успокоился вроде. — И что будет?.. Если — дернуть? — Ничего не будет, — сказал Башмакин. — Москвы не будет. Госдумы вашей не будет. Пробок не будет. Коррупции не будет. |