Книга Тебе назло, страница 78 – Екатерина Риз

— Я — дави?

— Ген, меня он уже не слушает. А то и замуж выдаст за Емельянова, лишь бы я тебе не досталась.

— Вот ведь чёрт. Я знал, что так будет!

— Хватит охать, — разозлилась я в конце концов. — Приезжай домой, а по дороге подумай, что ты скажешь моему отцу, чтобы убедить его в своём светлом чувстве ко мне. Иначе хуже будет.

Завьялов неожиданно весело усмехнулся.

— Это ты сейчас о Кирилле или о себе?

— О себе. Гена, приезжай и сознавайся.

Он вздохнул.

— Хорошо, хоть не кайся.

Я ещё пару минут его инструктировала, говорила, что нужно рассказать о его поездке в Москву ко мне, а что нет, а потом быстренько рот закрыла, когда дверь моей комнаты неожиданно распахнулась, и появился папка. Посмотрел подозрительно и поинтересовался:

— С кем говоришь?

Я телефон от уха отвела и поспешно нажала на "отбой".

— С Фаей, — соврала я, и тут уже повысила голос. — Я ей рассказала, какой ты деспот! Что ты собственной дочери на горло наступаешь!

— Что-о? — Филин посмотрел возмущённо и дверь захлопнул. А я перевела дыхание, вновь оставшись одна.

Завьялов приехал через час. Я в окно наблюдала за тем, как он припарковался, потом из машины вышел и приостановился, глядя на окна дома. Я ему рукой махнула, а потом из комнаты поспешила выйти, вниз пошла, испугавшись, что папка всё ещё на сильном взводе, и тогда его встреча с доверенным лицом может закончиться плачевно. Оставалось только надеяться, что Генка сумеет подобрать правильные слова, и шефа убедит. В искренности своих чувств.

Даже мне смешно было, когда я все эти слова мысленно произносила. Признания в любви, вспыхнувшая страсть и искренность чувств. Что-то мне подсказывает, что при разговоре между папкой и Завьяловым, ни одно из этих выражений произнесено не будет. И слышать я этого совсем не хочу. Пусть во мне живёт хоть маленькая надежда на романтику.

— Что-то ты без цветов, — едко заметила Ника, когда Генка мимо неё проходил. Тот одарил её убийственным взглядом, и кулак исподтишка показал. Нашёл время на дурацкие жесты, ей-богу!

На меня оглянулся, прежде чем в кабинет Филина войти, словно ждал от меня чего-то. Интересно чего. Чтобы я его перекрестила?

— Жуть какая-то, — проговорила я, жалуясь Нике, когда Генка всё-таки скрылся за дверью кабинета. Я, если честно, ожидала, что сразу начнутся крики, ругань, под дверью замерла, но ничего не происходило, только тихие голоса в кабинете, и я, как ни прислушивалась, ничего не смогла разобрать. Постояла, постояла, да и ушла в гостиную. Села на диван, и руки до боли стиснула. Вдруг поняла, что у меня пальцы ледяные.

Ника пила чай, сидя за небольшим круглым столом у окна, и на меня поглядывала с любопытством.

— Вась, не трясись так. Они взрослые мужики, сами между собой разберутся.

— Ага. А то я их обоих не знаю. Сама же говорила — одинаковые. Упёртые как…

За моей спиной послышались тихие шаги, я через плечо глянула и напряглась ещё больше, заметив Светлану. А как только та отошла на достаточное расстояние, тихо проговорила, обращаясь к Нике.

— Видишь, что происходит? Она шпионит.

— Да? А ты бы на её месте, что делала? Пока тебя не было, Генка весь ей принадлежал, и вроде бы так и надо. Он жениться на ней хотел, Вась!

— Не хотел, — возмутилась я. — Не хотел, это он мне назло!

— Да какая разница? Назло или нет. Свете он об этом явно не сообщил.

Я руки на груди сложила и насупилась.

— Я бы на её месте уволилась.

— Ну, ты не на её месте. Слава Богу.

С этим было трудно спорить.

— Вась, ты уверена в том, что делаешь?

Я на мачеху посмотрела.

— Да.

Ника едва заметно усмехнулась.

— Тогда расскажи мне. Что это у тебя за любовь с восемнадцати лет?

Я посмотрела на дверь кабинета.

— Не думаю, что сейчас подходящий момент.

Ника только отмахнулась.

— Брось. Им точно не до нас.

— Но ты же догадывалась. Сама говорила.

— Ну, догадываться — это одно. Я, конечно, видела, что ты к нему неровно дышишь, а вот Завьялов, оказывается, великий актёришка. Я ему это ещё припомню.

— Да, припомни. И спугни.

Ника рассмеялась.

— Что уж он, пугливый такой?

— Ник, я тебя прошу.

Не знаю, что происходило за закрытой дверью кабинета, но сорок минут оттуда никто не показывался. Я вся извелась, и с каждой минутой желание наорать на двух этих упрямых болванов только росло. А ещё я боялась, тряслась и нервничала. Даже во рту пересохло, и я залпом выпила стакан воды. Потом решительно направилась к папкиному кабинету и без стука открыла дверь, застыла, глядя на занимательную картину. Двое мужчин, которые по моим представлениям сейчас должны спорить и ругаться, спокойно пили коньяк и молчали. Честное слово, молчали. Генка сидел в кресле с высокой спинкой, в расслабленной позе, и смотрел в рюмку с янтарной жидкостью, а вот папка на него смотрел, и тоже молчал. Всё это напоминало какой-то ритуал, даже страшно немного. Совершенно не понимаю, чего они ждут и что друг в друге высматривают.

Я руку в бок упёрла, стараясь казаться уверенной в себе, хотя совсем этого не чувствовала.

— Что происходит?

Папка глаза на меня поднял.

— Тебя не звали.

Я нос вверх задрала.

— Папа.

— Вась, тебе же сказали. — Это уже Генка. Голову повернул, глянул на меня выразительно, а я только рот открыла, не зная, как реагировать. А потом с грохотом захлопнула дверь, вложив в это действие всё, что я об этих двоих думаю.

— Что это было вообще? — накинулась я на Завьялова, когда он спустя полчаса появился у себя в комнате. От него разило коньяком, но взгляд ясный и лишь слегка обеспокоенный. Он на кровать рядом со мной сел, и локтями в колени упёрся.

— Ничего, поговорили.

— Правда? Очень интересно. И что он тебе сказал?

— Не думаю, что тебе нужно это слышать.

Я на Генку смотрела, ждала какого-то продолжения, но он замолчал. Я даже по плечу его стукнула, не сдержалась.

— Короче, у нас с тобой букетно-конфетный период, — сказал, наконец, Завьялов.

Я отчего-то насторожилась.

— Да?

— Да.

Я погладила его по плечу, по которому недавно стукнула.

— И что это значит?

— Это значит, котёнок, что если он застанет тебя в моей комнате, на моей постели, то мне уже не понадобятся женщины. Но он, правда, выразился по-другому, мне показалось, что очень доходчиво.