Книга Тебе назло, страница 89 – Екатерина Риз

— Ты устал? Устал, — проговорила я ему на ухо, обнимая его и увлекая к постели. Мы рухнули на неё, но Генка не засмеялся, как обычно бывало, а наоборот застонал сквозь сжатые зубы.

— Я не устал. — Он лицом в мою шею уткнулся и с минуту только дышал, осторожно так, пытаясь с собой справиться. Потом отодвинулся от меня и на спину перевернулся. Я ещё подумала: стоит сказать ему, чтобы пиджак снял или нет, но, в итоге, решила, что фиг с ним, с этим пиджаком. По груди Генку погладила.

— Как мама?

— Умирает.

Я чуть слышно фыркнула, не зная, стоит выказывать своё недоверие к тяжёлому состоянию будущей свекрови, или поостеречься.

— Это просто шок, Ген. Через пару дней станет лучше.

— Отчего ей станет лучше, Вась? Его не выпустят через пару дней.

— Ну, не выпустят и не выпустят. Но и ей тоже надоест умирающей прикидываться. — Сказала это и тут же раскаялась, как только взгляд Генкин встретила. Пришлось выкручиваться: — Она поймёт, что нужно что-то делать, чтобы сыну помочь, и возьмёт себя в руки. Вот увидишь.

— Очень в этом сомневаюсь. — Генка сел и пиджак всё-таки снял. А потом обратил внимание на разобранную постель. — Ты спала?

Я вдруг вспомнила, что действительно спала, а самое главное — почему я спала, и отчего мне, собственно, плохо, и покраснела. Глаза в сторону отвела, не могла в этот момент на Генку смотреть. Волосы взъерошила.

— У меня голова болит, — призналась я. — Ника говорит, что у меня давление.

— Чего у тебя?

Я посмотрела возмущённо.

— Давление! Что, у меня голова не может болеть?

— Ты заболела?

— Пока не знаю.

Генка озабоченно нахмурился, снова на кровать сел и руку ко мне протянул. Я к нему придвинулась и обняла.

— Наверное, ты простудилась, — выдвинул он дельную мысль. — Ты плохо себя чувствуешь в последнее время.

Я на плече его повисла, уставилась на узор на постельном белье до боли в глазах, но сказать правду всё равно не могла. Самым банальным образом, язык не поворачивался. Я уже и рот открыла, и про себя произнесла: я беременна, но вслух так и не смогла. Только кивнула.

— Наверное.

Генка даже лоб мой пощупал, нет ли у меня температуры. Этого я уже не выдержала, руку его оттолкнула и с кровати вскочила.

— Ты голодный? Я ужин из ресторана привезла. Сейчас разогрею.

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Да, сейчас уже нормально, — быстро кивнула я. Завтра утром меня тошнить будет, а сейчас нормально. Вот как я могу ему это сказать? Мало ему Стасика, а тут ещё такой сюрприз. Я на Завьялова посмотрела и, расчувствовавшись, подумала: бедный Генка! Аж слёзы на глазах выступили.

То ли Генка заметил мои слёзы, то ли просто насторожился, но кивнул осторожно, продолжая ко мне присматриваться.

— Ну, хорошо. А я в душ пойду. Я быстро.

Я кивнула, направилась на кухню, но Генка добавил:

— А потом поеду, — и я обернулась, удивлённая.

— Куда ты поедешь?

— У меня дела.

— Дела? Вечером?

— Вась! — нетерпеливо начал он. Из-за двери ванной выглянул, взглядом меня обжёг, а потом дверь захлопнул. А я осталась ни с чем, только мысли тревожные в голове.

— Я тебе машину вызову, — сказал Завьялов за ужином. — Поедешь в Яблоневку.

Я наблюдала за тем, с какой скоростью и жадностью он ест, и всё больше беспокоиться начинала.

— Тебе папка сказал, что мы с ним днём разговаривали?

— Сказал. Я по шее получил. Персональное тебе спасибо.

— За что получил?

— За всё в комплексе. За то, что такой понимающий оказывается, за то, что голову тебе вскружил, и за то, что язык за зубами держать не могу.

— Гена, вы что-то задумали?

Он посмотрел на меня, глаза голубые-голубые, невинные-невинные. Сразу понятно — врёт.

— Ты о чём?

— Ты мне врал всё это время. Что-то происходило, а ты мне не говорил ничего.

— Потому что не происходило ничего, что бы тебе нужно было знать.

— Ну конечно! — воскликнула я, не сдержавшись, из-за стола вскочила и по кухне забегала. — А сейчас ты куда-то летишь, ночью почти, а я должна спокойно поехать домой и спать лечь?

— Всё будет хорошо.

— Нет, не будет!

— Вот ты ещё накаркай!

Я замерла, пронзённая дурным предчувствием.

— Гена.

Он тоже из-за стола поднялся, рот салфеткой вытер и кинул её на стол, а я себя почему-то этой салфеткой почувствовала. Вот он сейчас уедет, а я останусь одна, брошенная, и он обо мне точно не вспомнит, пока совсем поздно не станет.

— Вась, ну что с тобой? — Генка меня легонько встряхнул, я никак не отреагировала, и тогда он меня обнял. — Всё, хватит. Я еду работать, вот и всё. Что ты себе придумала? — Завьялов губами к моему лбу прижался, а я отвернулась в другую сторону, потому что за машиной, которую Генка для меня вызвал, стоял водитель, молодой парень, и на нас смотрел. Вроде и старался отворачиваться, но ему было любопытно, и он косился, и даже не подумал сесть в машину. И я отвернулась, не желая встречаться с ним взглядом.

— Знаю я твою работу, — пробормотала я. А потом голову подняла, в глаза Генке заглянула. — Ты позвонишь мне, как освободишься?

— Ты уже спать будешь.

— Не буду. И вообще, мне с тобой поговорить надо. Очень серьёзно поговорить.

— А что, у нас с тобой бывают несерьёзные разговоры? — Он пытался шутить, улыбнулся, а я на цыпочках приподнялась, губы для поцелуя подставила.

— Пообещай мне.

Генка губами к моим губам прижался, уже не обращая внимания на посторонних рядом.

— Что поговорим?

— Что позвонишь.

— Хорошо, обещаю.

— Точно?

— Я же пообещал!

После этого я руки разжала, отпуская его свитер, в который вцепилась мёртвой хваткой, как казалось ещё минуту назад.

— Будь осторожен.

Он заднюю дверь машины мне открыл, а когда я садилась, успел на ухо шепнуть:

— Я же не на войну еду.

— Типун тебе на язык.

Мне Завьялов улыбнулся, а вот на водителя посмотрел весьма красноречиво:

— Ты не закурился, нет? Поезжайте.

Приехав в Яблоневку, я поняла, что сбываются мои самые худшие ожидания. Папки дома не было, он так и не приезжал, а Ника мне сообщила, что он, скорее всего, вернётся поздно или вообще останется ночевать в городе. Пока она говорила, я только глаза на неё таращила, но так и не набралась смелости сказать ей, что они этой ночью что-то серьёзное затевают. Я понятия не имела, что именно, и как вообще они решают свои проблемы, но сердцем чувствовала неладное. Но Нике решила ничего не говорить. Зачем её волновать? Может, всё ещё обойдётся? А то она тоже этой ночью не уснёт, а папка меня завтра отругает. Уж скорее бы утро, и пусть папка отругает, и Генка тоже, лишь бы эта ночь быстрее прошла.