Книга Принц с опасной родословной, страница 60 – Мария Жукова-Гладкова

– Да не волнуйтесь вы так! – сказала я ей. – Все будет хорошо.

Ковальчук чем-то напоминал взъерошенного пернатого, ходил взад и вперед, как-то подскакивая, словно петух, ожидающий куриц, которых можно будет потоптать. Но вместо куриц появились мы втроем, причем двое – мужского пола. В качестве приветствия антикоррупционер покрыл меня трехэтажным матом. Так был возбужден, что даже не заметил, что Пашкина камера уже работает: я велела оператору заснять и вид депутата со стороны.

– Ваше знание русского народного тоже будем народу показывать или как? – спросила я у Ковальчука спокойным тоном.

Меня в ответ обозвали взяточницей, шарлатанкой, шантажисткой (с этого надо было начинать, и вообще остальные обвинения-то с какого боку?), потом нахалкой, журналистской тварью и, наконец, развратницей и проституткой. А я все ждала, обвинят ли меня в проституции или как. Услышав, что коммунист меня не разочаровал, я извлекла две из приготовленной пачки фотографий и продемонстрировала ему.

– Если я и проститутка – хотя это вопрос спорный, до вас меня обвиняли в чем угодно, только не в этом, – то по крайней мере не извращенка, как вы. В ослика ни с какими цыпочками не играю. А плеточками-то как они вас охаживали! И почему у нас нет традиции публично сечь депутатов? Вот здесь, например, перед ЗакСом. В арабских странах…

– Тварь! Стерва! – прошипел антикоррупционер, вперившись взором в свое изображение на снимке. Пашка с Соколенко тоже придвинулись поближе: в машине я эти фотографии не демонстрировала. Боялась за нравственность Шурищи.

– Кто? – уточнила я. Пашка все снимал.

– Ты, проститутка!

– Зато вы у нас – высоконравственный слуга народа, пример для молодежи. Ладно, мне надоело с вами препираться, у меня другие дела есть.

– Сколько? – спросил Ковальчук.

– А нисколько. Я взяток не беру в отличие от депутатов и чиновников.

– Я борюсь с коррупцией! А вы мешаете моему благородному делу! Я вывожу взяточников на чистую воду! А вы вместо того, чтобы делать наше общее дело и очищать наше общество от скверны, шантажируете меня. Я… – завел свою обычную песню Ковальчук.

– Мы будем договариваться или как?

– Да, я знаю! Вас наняли враги демократии! Те, кто против реформ! Вы что, против демократии? Против реформ? Я борюсь за чистоту нашего общества. Я считаю, что все взяточники должны сидеть в тюрьме!

– А почему вы вон в том здании взяточников не ищете? – Я кивнула на Мариинский дворец. – Не отходя от кассы, так сказать? Или в городской и районных администрациях? Если бы вы выводили на чистую воду, например, крупных чиновников или даже средних, я бы регулярно освещала все ваши инициативы. С большим удовольствием и бесплатно. Но вы все не туда суетесь. То в университете ухватили преподавателя, то врача «выводите на чистую воду». Вам никогда не приходило в голову, что они просто вынуждены брать взятки, чтобы хоть как-то выжить? Потому что повышения их зарплаты вами и вашими коллегами – фикция? Вы только показываете, что работаете!

Я подумала о том, что если в каких-то странах прецедентное право, то у нас оно – выборочное. За сто баксов можно надолго лишиться свободы, в тюрьмах и колониях у нас сидят те, кто украл мешок картошки или соседскую курицу, но никак не миллионы народных денег и не народное добро на миллиарды рублей. У нас если украл завод – можешь идти в сенаторы.

Моя бы воля – отпустила бы многих из тех, кто сейчас в тюрьме, на свободу. Например, после суда. Если человек хотя бы месяц провел в СИЗО, пока шло следствие (хотя оно обычно тянется гораздо дольше), – ему наука на всю жизнь. Если человек нормальный, конечно. Он сделает все, чтобы туда больше не попадать. Есть люди, совершившие преступление в состоянии аффекта, есть случайно оступившиеся, есть те, которые пошли на преступление, потому что попросту было нечего жрать… Их нужно отпускать после суда – чтобы окончательно не ломать им жизнь. Ведь она будет сломана навсегда.

– Да я… – попробовал возмутиться Ковальчук.

– Все. Хватит. Хотите увидеть себя на телеэкране и в печати осликом?

– Вам никто не даст! Вам никто не позволит!

– Вы уверены? – спросила я вкрадчиво. – Вы же сами только что обвиняли меня в продажности. А если меня наняли специально для того, чтобы повалить вас?

– Что вы хотите? – мрачным тоном спросил Ковальчук.

– Сейчас вы перед камерой с вашим обычным энтузиазмом рассказываете, что вас ввели в заблуждение и вы накажете тех, кто ввел вас в заблуждение. Прапорщик Соколенко – честнейший человек, и вы приносите извинения ему самому и всему ГУИНу и лично проследите, чтобы прапорщик Соколенко не был уволен, а продолжал с честью – как и всегда в прошлом – исполнять свои должностные обязанности. Потом пожмете Виктору Ильичу руку и в эфире попросите у него прощения. Далее. Сегодня соберете всех журналистов, которых собирали вчера, и объявите им то же самое, только уже без Соколенко. Сегодня вечером они все должны продемонстрировать эти сюжеты в эфире. Завтра в газетах, где сегодня были опубликованы обличительные статьи, должно появиться опровержение. Говорить убедительно, с горящими глазами, можете кулачками посотрясать, ручку вперед вытянуть. Это уже на ваше усмотрение. Вы все это знаете лучше меня. Вперед.

– Тогда я получу все отснятое? Снимали на цифровик?

– Тогда я не покажу эти фотографии в эфире и не поставлю в «Невские новости». Но в ближайшее время вы ничего не получите. Может, не получите никогда. От меня это уже не зависит.

– Кто вас послал?

– Не имеет значения.

– Я могу хотя бы узнать, кто фотографировал?

– Я.

– Вы врете!!! – взвился антикоррупционер. – Вас не могло там быть! Да вас бы туда никогда не пустили!

– Я сама прошла.

Ковальчук осекся. Глубоко задумался. Пашка продолжал снимать. Соколенко молчал, слушая нашу перепалку с огромным интересом.

– Вы снимали только меня? – спросил антикоррупционер спокойным тоном.

– Не только.

– Вы случайно не знаете, кто убил Ефимова? Если вы мне это скажете, я, в свою очередь, скажу все, что вы хотите, и пресс-конференцию созову. И в самом деле проверю, чтоб его, – он кивнул на Соколенко, – не выперли к чертовой бабушке, пусть он там хоть всех зэков водкой обеспечил. В дополнение к наркотикам и бабам.

Вслух я ничего не сказала, просто извлекла из сумки фотографию, на которой Ефимов и дочь антикоррупционера занимаются любовью, и еще одну – где он на той же кровати, снятый с того же ракурса, лежит с огромным тесаком в груди.

– Значит, все-таки Светка… – медленно произнес Ковальчук, по-моему, нисколько не удивившись. – Вы не собираетесь передавать эти снимки в правоохранительные органы?

– Нет.

– Хорошо. Давайте записывать мое заявление.

Ковальчук преобразился прямо на глазах. Ему, по-моему, не в депутаты нужно было идти, а в артисты. Такой талант пропал! Хотя не пропал… Используется на благо избранных.