Онлайн книга «В тихом омуте»
|
Небольшой салон самолета был оборудован с комфортом и вкусом, включая маленький бар. Пока самолет выруливал на взлетную полосу, отрывался от земли и набирал высоту, мы молчали. Дан сидел напротив меня, и у меня все время падало сердце – всего лишь воздушные ямы, ничего больше. Дан достал из бара шампанское и два бокала, наполнил их, один протянул мне. – И часто вы катаете девушек, которые вам нравятся? – не удержалась от шпильки я. – Нет, – просто сказал Дан. – Вы первая. – Неужели? – Покончим с формальностями. Я не женат и никогда не был женат. Я руководитель концерна, который занимается оргтехникой и программным обеспечением. Ну, и некоторыми другими видами деятельности. Я ненавижу пенку на молоке, мне нравится Испания, Ив Монтан и хороший коньяк. Еще мне нравитесь вы. – Ив Монтан и хороший коньяк! Неплохая компания. Я польщена. Давайте все-таки выпьем за ваш день рождения, если вы не соврали. – Я не соврал. Хотя я смотрю на вас и совершенно забываю о нем. – За вас! Мы выпили шампанское, и оно сразу же ударило мне в голову – будь осторожна, Ева… – Серьга сказал, что вы купили мой портрет. – Серьга? – Сергей, художник… – Так вот источник утечки информации! Да, я купил ваш портрет. Мне он очень нравится, но в нем есть единственный недостаток… – Он не закончен. – Вовсе нет. Мне как раз нравится, что он не закончен. Он несовершенен, и в этом его прелесть. Совершенство всегда мертво, и нет ничего скучнее этого. Нет ничего скучнее смерти. Действие шампанского не проходило, поэтому мне трудно было спорить с Даном. В последнее время я не вылезала из чужих смертей, и определение “скучный” было самым далеким от их сути. Я вдруг подумала, что состою из них, как из атомов, они складываются в разноцветные генетические цепочки и передадутся мне по наследству во всех последующих жизнях. Смерть Ивана изменила мою душу, смерть Нимотси и Веньки изменила мое лицо, смерть Алены, Фарика и последующие две смерти были причинами и следствиями. Смерть Володьки подарила мне сегодняшний вечер в самолете и Дана… Восемь смертей… Я знала, что еще придет время, когда они будут являться ко мне по ночам. Но сейчас мне не хотелось ни о чем говорить. Пусть говорит Дан. Но и Дан молчал, он только внимательно рассматривал меня. Я сама налила себе шампанского и спросила: – Тогда в чем же его недостаток? – Сотни маленьких невинных мазков на холсте никому не могли причинить зла, и уже в одном этом был не недостаток, а достоинство. – К сожалению, портрет не умеет говорить. Его нельзя коснуться, его нельзя увидеть ни в гневе, ни в радости. Он смотрит только в себя. А мне хотелось бы, чтобы он посмотрел на меня. Я посмотрела Дану в глаза. – Как сейчас? – Почти. – Дан смутился и снова замолчал. – Когда мы прилетим? – спросила я – только для того, чтобы помочь ему выбраться из непроходимых дебрей молчания. – Через два часа. – Что это за город? – Маленький городишко… Я всегда делал вид, что не имею с ним ничего общего. Масса приезжих с севера, которые плохо загорают, кожа не та… Все в шортах и сарафанах, но зато в одинаковых соломенных шляпах. Много инжира, много вина, чуть меньше абхазцев. Их женщины всегда в черном, даже в тридцатипятиградусную жару, моря они не видят годами, хотя и живут рядом. – Кажется, там была война, совсем недавно… – Там и сейчас предчувствие войны. Но море все такое же. – У вас странная фамилия – Сикора… Дан удивленно посмотрел на меня: – Вы знаете обо мне больше, чем я предполагал. – Не волнуйтесь, это единственная скудная информация, которой я обладаю. И все-таки… – Вообще-то ничего странного в ней нет – это просто венгерские корни. Мой дед был венгром, служил в личной охране Хорти. – Хорти? – Хорти – венгерский диктатор, союзник Гитлера. Несколько трусоватый союзник. Когда он бежал, деда причислили к хортистам, он был вынужден скрываться. А потом, где-то в Европе, встретил бабку, которая возвратилась, из концлагеря. Они полюбили друг друга, хотя это казалось почти невозможным. Она-то и привезла его Союз, она и слышать ничего не хотела о том, чтобы остаться в Венгрии – или где-нибудь еще. Она слишком любила инжир, и курортников летом, и соломенные шляпы. Деду пришлось поехать с ней, он слишком любил ее. В нашем роду мужчины всегда следуют за женщинами, даже если это грозит им бедой. Они вернулись в тот самый город, куда мы летим. Она выдавала деда за украинца из Чопа, это легко было сделать в послевоенной неразберихе. И потом – Чоп, это самая граница – Чехословакия и Венгрия, там много мадьяр. Фамилию пришлось модифицировать, получилось – Сикора. Ничего сверхъестественного. – Действительно ничего. – Мои дед и бабка принадлежали к враждующим режимам, но полюбили друг друга. Так что я считаю, что в жизни нет ничего невозможного. По-моему, я заговорил о нас. Теперь вы расскажите мне о себе. Вопрос застал меня врасплох – я совершенно не знала, что рассказывать Дану. У меня не было прошлого, а то прошлое, которое я смутно помнила, – умерло вместе с несчастной Мышью. Мрачный хирург-пластик постарался над моим лицом, но так и не удосужился вылепить новой жизни. А у меня самой не было времени об этом хорошенько подумать. Но даже если бы я попыталась, то обязательно запуталась бы во вранье. Я не хотела врать. И не хотела казаться лучше, чем есть. – Как-нибудь потом. – В самом деле, не об убитых же мною людях ему рассказывать. – Хорошо, – неожиданно легко согласился Дан. – Мне просто хотелось побольше узнать о вас… …Мы приземлились на маленьком аэродроме, еще пахнущем умершим летом – разительный контраст с Москвой. Сквозь треснувшие бетонные плиты рулежки пробивались стрелы пожухлой травы. Здание аэропорта было тускло освещено – почти нет рейсов, объяснил мне Дан. Возле него нас уже ждала машина – старенькие “Жигули” со вставленными ключами зажигания. Дан бросил спортивную сумку на заднее сиденье и деловито устроился за рулем. – Не очень-то похоже на то, что вы не были здесь пятнадцать лет, – сказала я. – И не очень-то это похоже на спонтанную одноразовую акцию. – Я действительно не был здесь пятнадцать лет. Но в остальном вы правы – мероприятие подобного рода требует некоторой предварительной подготовки. У меня ушло на это три дня и несколько телефонных звонков. – Вы были уверены, что я полечу с вами? – Нет, я не был в этом уверен. Но я очень этого хотел. Думаю, Сергей очень хороший художник. |