Онлайн книга «В тихом омуте»
|
Дан молчал несколько секунд, потом коротко бросил в трубку: – Запоминайте, – и продиктовал адрес. – Вот что, оставайтесь там, вызывайте “Скорую”, я вас продублирую. – Я прошу вас… – жалобно прошептала я. – Я еду, – Дан не колебался ни секунды. Я вызвала “Скорую”. Теперь оставалось только ждать. Теперь от тебя ничего не зависит… Я не знала, чем заполнить наступившие вытянувшиеся в вечность минуты ожидания; в узкой одиночной камере одной из таких минут Серьга может умереть, и я даже не смогу ничем помочь ему. “Возьми себя в руки, возьми себя в руки, возьми себя в руки…" Я опустилась на пол рядом с Серьгой, приблизив голову к его груди, – сердце Серьги все еще билось. Главное – не смотреть на окровавленный затылок… – Не умирай. Серьга, миленький, не подводи меня, этого я точно не переживу, продержись еще немного, – страстно шептала я Серьге. – Не умирай, пожалуйста, это нечестно, ты же обещал написать мой портрет, не умирай, не умирай, не умирай… Я не знала, сколько, как пес на цепи, сторожила слабеющее Серегино сердце; сколько шептала ему бессильные, несвязные слова – только движение, вторгшееся в квартиру, вывело меня из этого состояния. – Что случилось, Ева?! – Сильные руки подняли меня. – Что здесь произошло?!. Это были руки Дана. Он приехал не один – с ним был молодой человек с саквояжем в руках, который тотчас же занялся Серьгой. – Это Пингвиныч, – пояснил мне Дан. – Самый лучший московский нейрохирург, вытащил его по дороге. Пингвинычу понадобилось несколько секунд, чтобы оценить ситуацию. – “Скорую” вызвали? – деловито спросил он. – Да, да… – Плохо дело, нужно немедленно везти его в клинику, можем потерять. – Я готов, – отозвался Дан. – Боюсь, что твоя колымага мало приспособлена для транспортировки… Чертовы коновалы, теряем время. Я теряла сознание, а руки Дана все прижимали и прижимали меня к себе. Наконец приехала “Скорая”; Пингвиныч тотчас же взял управление бригадой на себя – как в тумане, я слышала короткие отрывочные распоряжения, термины, в которых я не понимала ничего. Серьгу аккуратно подняли с пола, переложили на носилки. – Значит, так, – сказал Пингвиныч, – мы сейчас ко мне в клинику. Задет мозг, нужна срочная операция. Я почувствовала, как медленно опускаюсь на пол; я упала бы, если бы Дан не поддержал меня. – Успокой свою слабонервную. Еще бы полчаса – Тогда и Шопена можно было бы играть… Сделаем все возможное. Квартира опустела. В ней остались только мы с Даном. Я тупо сидела на краю дивана. Дан начал собирать наброски с пола, только для того, чтобы хоть чем-то занять руки. Но это было делом бесполезным: весь нарисованный мир Серьги был вздыблен, в комнате царил такой же разгром, как и у меня на проспекте Мира. Оставив это. Дан сел рядом и обнял меня за плечи; этот жест не успокоил меня, нет – он прорвал плотину слез: я рыдала и не могла остановиться – Ну не плачь, не плачь, девочка, не плачь, хорошая моя. Все же хорошо – Пингвиныч спасет его, он же Господь Бог в хирургии. Мы позвоним в клинику, подъедем… Я понимаю, ты испугалась… Я молча выпросталась: – Ты не понимаешь, Дан. Это все из-за меня… Я не могу больше жить с этим, не могу… Поднявшись, я подошла к шкафу. – Помоги мне. Дан помог мне отодвинуть шкаф, пыльная папка с набросками завалилась на пол. Покопавшись в ней, я достала пакет с кассетой и дневником Нимотси. И швырнула его под ноги Дану. – Вот из-за чего они хотели убить Серьгу. Они искали и не нашли… Это моя кассета. Это я спрятала ее туда. А теперь уходи. Дан непонимающе взглянул на меня. – Уходи, – истерически закричала я, – я не хочу, чтобы и ты попал в эту мясорубку, хватит смертей, я больше не могу, не могу, не могу… Дан ударил меня по щеке – чтобы остановить истерику – и тотчас же крепко прижал к себе: – Вот что. Я никуда не уйду. Даже если ты будешь гнать меня, даже если спустишь на меня всех собак. Я никуда не уйду. Сейчас ты успокоишься и все мне расскажешь. Все. Но сначала нужно вызвать милицию. У меня есть пара серьезных ребят, они быстро это дело размотают. – Нет, нет! Я знаю, кто это сделал. И милиция здесь ни при чем. Ты даже не можешь представить себе… – Хорошо, хорошо. Сейчас мы закроем дверь и поедем ко мне. Оставим здесь все так, как было. Нужно собрать ему вещи в клинику… – Да, да, – ухватилась я за эту мысль, радуясь, что хоть чем-то можно занять воспаленный ум. – Договорились, – мягко сказал Дан. – Ты берешь себя в руки. Никаких истерик, а позже мы обстоятельно с тобой поговорим. Обещаешь? – Обещаю, – сказала я, складывая в сумку вещи Серьги. Бесполезное дело, все рубашки были измазаны краской, пятнами от скудных Серегиных трапез, ленивым телом. Я вспомнила, что Серьга ненавидел стирать, ни машинки, ни порошка никогда не было в его доме. “Я последний понтифик Кватроченто, а не какой-нибудь енот-полоскун”, – гордо утверждал он. Рубашки, носки, майки он носил до того момента, пока грязь не становилась явной. Потом выбрасывал заношенную одежду и тут же покупал новую… – Знаешь, – я виновато улыбнулась Дану, мне было стыдно за недавнюю истерику. – У него даже нет чистых вещей. – Это самая маленькая проблема. Я привезу свои. Едем. Дан взял ключи от квартиры, которые висели на гвозде под ржавой подковой, и старательно закрыл дверь: – С этим разберемся позже. Главное, чтобы он остался жив. Через десять минут мы уже покинули город. Джип Дана мчался по шоссе. – Куда ты меня везешь? – спросила я. – Туда, где ты будешь в безопасности, – ответил Дан, – к себе на дачу. Там лес, сосны, там ты придешь в себя, и мы спокойно все обсудим. Судя по всему, тебе не стоит оставаться в городе. Он вдруг остановил машину, повернулся ко мне и тихо поцеловал в губы, – это было так неожиданно, что я даже не успела толком ответить на его поцелуй, сор – в с губ лишь запоздалое прерывистое дыхание. – Слушай, я ведь недавно заплатил ему за картины. Это довольно внушительная сумма… Может быть, его просто ограбили? – Нет, – твердо сказала я. – Мне бы хотелось так же думать – мне никогда еще не хотелось думать так же, но это не правда. Точно такой же погром они оставили у меня в квартире – поэтому-то я и поехала к Серьге… Дан внимательно смотрел на меня. |