Онлайн книга «В тихом омуте»
|
– Я думала, у него лицо разбилось. – Только на правой щеке у Ивана была содрана кожа – почти так же, как на моей коленке в детстве, когда я свалилась с почти взрослого серьезного велосипеда “Орленок”. – Затылок стесало, – шепотом пояснил Нимотси, – непонятно почему… А лицо вот почти не задело. Трудным был только первый шаг. А потом я пересекла комнату и опустилась на колени перед мертвым Иваном. Коснулась рукой его содранной щеки. – Мне нужно много сказать тебе… Ты и сам виноват, никогда не давал мне даже рта открыть… – Я взяла Ивана за руку – мягкую и неожиданно податливую. – Осторожно, – предупредил Нимотси. – Кости-то ему все раздробило… – Выйди, – попросила я Нимотси. – Нет. – Ну и черт с тобой… – Я снова обратилась к Ивану: – А у тебя седой волос, я вижу… Паршиво быть брюнетом… Я тебя люблю, что скажешь?.. Мы теперь равны, мы теперь очень похожи, ты не находишь? Нимотси плеснул водку в стаканы: два были наполнены до краев, один лишь на четверть. Наполненный на четверть он вставил в руку Ивану: – Извини, старик, много не наливаю, ты сегодня уже достаточно выпил. Держи, Мышь! Он протянул мне один стакан, а сам взял другой. – Знаешь, что сказал бы сейчас этот сукин сын? Одну простую вещь: “Поставьте-ка мне любимую вещь мою… Рея Чарльза, “Скатертью дорога, Джо”… И – хули тянуть, когда водка налита. Выдохнется!.. Я проглотила водку, не чувствуя ее вкуса. – Лихо! – Нимотси отобрал у меня пустой стакан и одобрительно похлопал по плечу. – Ему бы понравилось. Закуси!.. Он протянул мне яблоко, но я только замотала головой; кураж, вот чего мне всегда не хватало. Ему бы действительно понравилось. – А теперь мы… – Нимотси никогда не пил водку – он вырос в Средней Азии и спокойно существовал по принципу: “Лучшая водка – это анаша”. Но сейчас было другое дело, и стакан Нимотси стукнулся со стаканом Ивана: – За тебя, скотина, хотя ты этого и не заслуживаешь! Он осилил только половину, закашлялся и выплеснул оставшуюся жидкость через плечо. – Продукт переводишь, – сказала я с надменными интонациями Ивана в голосе, – ему бы не понравилось. – Поучи жену щи варить, – огрызнулся Нимотси и хрустнул яблоком, – тоже мне… Сквозь верхнюю, незакрашенную часть окна проникал безразличный свет от уличного фонаря; наверное, сейчас мы были как никогда похожи друг на друга – все трое; все живые и все мертвые. – Ну что, – искушала я Нимотси, – между первой и второй перерывчик небольшой? Давай, обслужи нас… Быстро хмелеющий Нимотси снова разлил водку – полные стаканы – и добавил чуть-чуть в стакан Ивана. – Обновим… Кстати, родился спонтанный тост. – Давай спонтанный! – Я не успела испугаться того, что мне стало весело; смазанная ссадина на щеке Ивана смазалась еще больше. Нимотси поднялся на неверных ногах, сделал несколько шагов к Ивану – венгерские яблоки, задетые носком его ботинка, разлетелись как бильярдные шары – и плюхнулся рядом с ним, обнял рукой безжизненные плечи Ивана. Мне тоже вдруг до смерти захотелось коснуться мертвой плоти Ивана, я на секунду возненавидела Нимотси за то, что ему первому пришла в голову эта мысль – сесть и обнять… Я всегда, всегда была второй… Нимотси выпил водку полностью – во второй раз ему это удалось. – Никогда тебя не прощу, никогда, – голос его раскачивался, ударялся о стенки моей бедной головы, – ты поступил как скот. Сдался, свалил, бросил все к едрене фене… Говно ты, а не мужик… Думаешь, хлопнул дверью и выиграл?! Такой ты крутой и офигительный?.. Все наши планы псу под хвост только потому, что в твою дурную башку пришла оригинальная мысль сдохнуть… Ну и хер с тобой!.. – Заткнись! – глухо сказала я. – Он ничем тебе не был обязан! – О! Это еще кто говорит? – Нимотси переключился на меня: – Пустое место, жалкая копия, писаришка при мелком мариупольском царьке… Да ты никто! Ты только посмотри на себя, кого ты можешь интересовать сама по себе? Пристроилась к подонку – он тобой как хотел вертел… Мозгов только и хватало, чтобы носки его вонючие стирать… – Это у тебя вонючие носки! Ты сам без него был ноль… Сидел в жопе и будешь сидеть! Ни хрена не делал, думал, что он на твою режиссуру сраную горбатиться будет до скончания веков… Деньги выбивать для твоих фильмов… Я его любила, мне ничего не было нужно… – Врешь! – Ничего не было нужно… А ты его использовать хотел… Ты, как вампир, из него идеи сосал… – Ты бы тоже рада была сосать.., сама знаешь… Только не вышло у тебя ничего… – Посмотрим, как ты теперь один справишься… – Посмотрим, посмотрим… На тебя тоже посмотрим!.. Я плеснула свою невыпитую водку в лицо Нимотси. Она попала в Ивана – здорово же мы надрались за полчаса… Капли скатывались по лицу Ивана – одна за другой, от глаз к подбородку, – и он ничего не мог поделать с ними. С ними и с нами, бред какой-то… Я должна была защитить его, я всегда хотела это сделать, но Иван ни разу не дал мне повода защитить. Защитить его – разве это не главное?.. На коленях я подползла к нему совсем рядом; и в ту же секунду поняла, что прежнего Ивана нет, все запахи его исчезли. Запахи, которые я так любила, – кожи, волос – немного терпкие, замешанные на южном городе, в котором я никогда не была. – Сейчас, сейчас… – Я начала аккуратно вымакивать водку с лица Ивана. Нимотси отчаянно и зло зарыдал. Слушать это было невыносимо. – Пожалуйста, не надо… – Пожалуйста, прости меня, – попросил Нимотси, – простите меня… Я обняла их двоих – мертвого Ивана и живого Нимотси; Нимотси вцепился в мое плечо. – Я не прав… Я… Я не знаю, что делать… Прости меня! – Ничего. – Как вы можете пить эту отраву?.. Слушай, Мышь, меня мутит, – язык Нимотси заплетался, – плохо мне… И голова, как елочная игрушка, к едрене фене колется… – Иди проблюйся! – Не могу… Я встать не могу, в натуре! Сейчас стошнит! Нимотси на коленях пополз к двери. Через минуту я осталась с Иваном одна. – Во всяком случае, ты не обманул… Ты не бросил. – Я дотронулась кончиками пальцев до холодных губ Ивана – так всегда делал он. Иван не ответил на это касание, остался безучастным – так всегда поступала я. – Ты был со мной до самого конца… Время остановилось. Я стала целовать его лицо – уже похолодевшее; брови, почти сросшиеся на переносице, жесткие ресницы, содранную кожу щеки, губы… Вот только приоткрыть их поцелуем я так и не решилась. “Даже целоваться толком не умеешь, эх ты, Мышь”, – сказал бы сейчас Иван. |