Онлайн книга «Лебединая дорога»
|
– Я? Да что же ты мне такого сделала? Хильд прижалась заплаканным лицом к её коленям. – Я украла у тебя… Бёдвильд невольно схватилась за палец – колечко было на месте. Она улыбнулась: – Что же ты могла у меня украсть? У несчастной Хильд застучали зубы: – Я украла у тебя любовь… Любовь Рандвера… Бёдвильд почувствовала, как внутри что-то напряглось и сразу же отпустило. Пожилой бородатый раб, спавший около Хильд, перестал храпеть и заворочался во сне. Бёдвильд сказала: – Идем ко мне. Там никого рядом нет. Поднялась и скользнула к своей давно остывшей постели. И Хильд поплелась следом за хозяйкой, низко опустив виноватую голову и волоча по полу одеяло. Они легли и прижались друг к другу, и Хильд стала рассказывать. Тут-то выяснилось, что Рандвер, с которым Бёдвильд была вовсе не ласкова, разглядел в доме Нидуда молодую красавицу рабыню… – Он говорил… – всхлипывала Хильд, – он говорил, что увезёт меня и сделает своей женой… а сегодня я сказала ему, что у него будет наследник… я хотела порадовать его… Бёдвильд обняла её под одеялом, стала гладить по голове: – Он, наверное, отказался от тебя, Хильд? – Он сказал, что ему нет дела до сына рабыни… Она снова заплакала. Бёдвильд шепнула ей на ушко: – Случалось так, что сыновья рабынь вырастали в славных вождей. Не плачь, Хильд, я на тебя не сержусь. Успокоенная её словами и лаской, рабыня понемногу уснула, а Бёдвильд долго ещё лежала с открытыми глазами, обдумывая услышанное. Ничего особенного Рандвер, конечно же, не натворил. Редкий конунг, способный прокормить несколько жён, пренебрегал этой возможностью. А уж рабынь, деливших ложе с хозяевами и их сыновьями, вовсе никто не считал… И Бёдвильд прекрасно знала об этом. Ведь она сама была дочерью пленницы. Потом она мысленно поставила Рандвера рядом со своим кузнецом. И улыбнулась в темноте. Утром Рандвер, как обычно, ласково с нею поздоровался, но она не ответила. Прошла мимо него, крепко стиснув свои кулачки, которых не боялся даже Сакси. И направилась к отцу. Нидуд конунг выслушал её, наматывая на палец длинный седеющий ус. Ему было смешно, но он ничем этого не выдал. А ближе к полудню он остановил Рандвера возле ворот. Он сказал: – Рандвер, моя дочь жалуется, будто ты предпочел ей рабыню. Это так? Рандвер и не подумал оправдываться. – Неужели ты, Нидуд, сам никогда не был молодым? Нидуд прищурился. – Я был молодым и не успел ещё этого позабыть, и поэтому-то у меня нет для тебя ни слова упрека. Рандвер сказал: – Зато Бёдвильд, я вижу, думает иначе. Жаль, я этого не знал! Нидуд ответил: – Действительно, жаль. Мне странно было слушать её, но она не хочет тебя видеть по крайней мере до весны. Рандвер кивнул. До весны так до весны! Не такая уж долгая отсрочка. А дома рабынь будет не меньше, вот только Бёдвильд не сможет отсюда их пересчитать. Уже садясь на коня, чтобы уехать, он сказал: – Когда Бёдвильд станет моей женой, она пожалеет, что нынче меня отослала. Нидуд, вышедший его проводить, грозно нахмурился: – Что ты сказал, повтори! Рандвер весело рассмеялся. – Я сказал, что люблю твою дочь. У меня её ждут наряды и почёт, а она сама себя заставляет ждать. Я сватов пришлю весной, Нидуд конунг. Нидуд кивнул и ответил: – А я между тем подумаю, какой выкуп с тебя взять. И что бы такое подарить вам на свадьбу! …Далеко, далеко на севере, там, где малосведущие южане помещают границу Страны Великанов, стоял высокий и длинный дом, почти точно такой же, как тот, что принадлежал Нидуду, конунгу ньяров. Дом стоял на скалистом морском берегу, а внизу, у подножия исполинских утёсов, заметало снегом корабельные сараи и в них – четыре острогрудых боевых корабля. Давным-давно не видели они солнечного света, и лишь разноцветные сполохи бороздили над ними чёрное небо, похожее на бездонную прорубь… В этом доме Эйстейн скальд жил гостем у Торгрима конунга. И не раз и не два обновилась в небесах сияющая луна, прежде чем Эйстейн заговорил о заботе, приведшей его в ледяную страну; ибо не называют люди приличным, если кто-то нетерпеливо заводит речи о деле, не обжившись как следует, не познакомившись поближе с гостеприимным хозяином! Но вот однажды, когда сыновья Торгрима конунга убежали на лыжах охотиться, а жена и обе невестки занялись домашними делами, Эйстейн решил наконец, что время пришло. Он сказал: – Послушай меня, Торгрим конунг, повелитель снежных равнин… поговорить с тобой хочу. Конунг отозвался: – Говори, если хочешь, Эйстейн скальд. Только, сам видишь, нету у меня нынче охоты ни к твоим песням, ни к сагам о давних временах. Скальд сказал: – Я слыхал от людей, будто ты, конунг, прошлой весной потерял младшего сына. И с тех-то пор, говорят, и огонь хуже горит в твоем очаге, и пиво не бродит в котлах, и у мяса не тот вкус… – Истинно так, – отвечал конунг. – Зачем трогаешь мою рану, скальд? Эйстейн помолчал, потом вытащил из-за пазухи серебряный браслет и показал его конунгу. – Не расскажет ли он тебе о чём-нибудь? Торгрим долго разглядывал блестящую змейку… Наконец сказал: – Любой кузнец мог бы сделать подобное, не только мой сын. Эйстейн спрятал браслет. Сходил туда, где лежала его постель, и принёс Торгриму шахматы, вырезанные из морёного дуба и моржового клыка. – Тогда, может, эти шахматы окажутся разговорчивее, конунг? На сей раз Торгриму хватило одного-единственного взгляда: – Где ты взял это, скальд? Эйстейн ответил: – Мне подарил их Нидуд, вождь племени ньяров. Я гостил у него на празднике Йоль, и он многим раздавал тогда такие подарки. А его дочь Бёдвильд носила на руке кольцо, точь-в-точь как те, что я видел у жён твоих сыновей. А откуда попали к Нидуду все эти вещи, про то спрашивай его сам. Я сказал тебе всё, что знаю. Долго не произносил ни слова безрадостный Торгрим конунг. И только к вечеру, когда погасли на юге бледные отсветы солнца, а сыновья, Слагфильд и Эгиль, возвратились с охоты, он вновь подозвал к себе Эйстейна. Он сказал: |