Книга Вопрос — ответ [= Миллионер из трущоб ], страница 11 – Викас Сваруп

Проходит неделя. Меня посылают отнести почту в комнату отца Джона. Тот как раз принимает ванну.

— Оставь на столе! — кричит он через дверь.

Собираясь уйти, вдруг замечаю: из-под матраса что-то торчит. Наклоняюсь ближе. Это журнал. Вытаскиваю. Оказывается, там целая стопка журналов — не толстых, но глянцевых. Какие чудные у них названия: «Парад голубых» и «Голубая сила». А ведь мужчины на обложках нормального цвета, разве что голые и волосатые. Поспешно сую находку обратно. И тут отец Джон выходит из ванной. Бедра обернуты полотенцем, зато вся грудь покрыта картинками и на руках извиваются черные рисованные змеи.

— Ты еще здесь? — сердится он. — А ну, выметайся!

Что это за рисунки на теле и зачем ему странные журналы под матрасом, мне, разумеется, невдомек. Я ведь просто безмозглый подкидыш.

Все чаще у нас по ночам появляются люди чудного вида и прямиком проходят в комнату молодого помощника.

Такое случалось и раньше — к отцу Тимоти приходили за помощью в самые неурочные часы. Правда, никто из страждущих не прикатывал на мотоцикле в черной кожанке и с тяжелой цепью вокруг шеи.

Однажды я решаю проследить за ночным посетителем. Отец Джон открывает ему на стук и торопливо запирает дверь спальни. Я наклоняюсь к замочной скважине. Знаю, это нехорошо, но меня разбирает любопытство. Священник и парень в кожаной куртке садятся на кровать. Отец Джон достает из выдвижного ящика пакет с какой-то белой пудрой. Потом высыпает ее тонкой линией на тыльную сторону левой ладони. То же самое он делает и с ладонью своего приятеля. Оба наклоняются и шумно тянут носами. Пудра исчезает у них в ноздрях. Служитель хохочет, как та девчонка из фильма.

— Клевый порошок, дружище! — восклицает гость. — Даже больно крутой для священника. И чего тебя в церковь занесло?

Отец Джон опять смеется:

— Одежка приглянулась. — Затем поднимается и протягивает посетителю руку: — Иди сюда.

Я в страхе уношу ноги.

Для чего мужчинам пудрить носы? Понятия не имею. Я же безмозглый подкидыш.

Наконец отец Тимоти возвращается из отпуска, чему я несказанно рад. По-моему, его осаждают жалобами на молодого помощника, потому что уже на следующий день в кабинете разражается крупная ссора. Отец Джон вылетает в коридор, хлопнув дверью.

Пасха окончена. Крашеные яйца давно съедены. Наша горничная ходит по дому и постоянно прыскает в ладошку.

— Что случилось, миссис Гонсалес? — интересуюсь я.

— Не слышал? — доверительно шепчет она. — Джозеф застукал отца Джона с мужчиной прямо в церкви. Смотри, никому ни слова, особенно отцу Тимоти, иначе такое начнется!

Не понимаю. Кюре и сам постоянно бывает в церкви с мужчинами. Например, когда слушает исповеди.

Сегодня я впервые ступил в исповедальню.

— Да, сын мой, с чем ты пришел? — произносит священник.

— Это я, отче.

Отец Тимоти подскакивает от удивления.

— Томас! Я, кажется, велел тебе не шутить такими вещами!

— Мне надо исповедаться, святой отец. Я согрешил.

— Правда? — Кюре мгновенно смягчается. — Ну и что ты сделал не так?

— Подглядывал в замочную скважину за вашим помощником. И еще смотрел его вещи без разрешения.

— Хорошо, сын мой. Не думаю, что мне стоит это выслушивать.

— Вам придется, святой отец.

И я выкладываю все: и про журналы под матрасом, и про ночных гостей в кожанках, и про белую пудру в носах.

Вечером в кабинете разгорается настоящий скандал. Я слушаю крики под дверью. Кюре заканчивает спор угрозой доложить о поведении отца Джона епископу.

— Я священник, — серьезно произносит он. — А это тяжкая ноша. Если она тебе не под силу, возвращайся в семинарию.

Утром в церковь наведался английский турист. Узнав, что молодой человек тоже родом из Йорка, отец Тимоти пригласил его к себе на несколько дней.

— Ян, познакомься. — говорит он, — это Томас, он живет с нами. Томас, это Ян. Ты столько расспрашивал меня о родном городе, вот наш гость все тебе и расскажет.

Мне нравится Ян. Ему пятнадцать или шестнадцать лет. У юноши нежная кожа, голубые глаза и золотые волосы. Приезжий показывает снимки Йорка.

— Вот это наш главный собор, — поясняет он.

Я вижу огромный храм, красивые сады, музеи, парки.

— А ты не встречал мать отца Тимоти? — допытываюсь я. — Она живет где-то там.

— Нет, но теперь обязательно встречусь, он дал мне адрес.

— А твоя мама тоже из Йорка?

— Да. Только она погибла десять лет назад. Попала под мотоцикл.

Ян достает из бумажника фотографию. На ней изображена златовласая женщина с нежной кожей и голубыми глазами.

— Так почему ты приехал в Индию? — не отстаю я.

— Хочу повидаться с папой.

— А чем он занимается?

Молодой человек медлит с ответом.

— Преподает в католической школе в Дехрадуне.

— Почему вы не живете вместе?

— Потому что я учусь в Йорке.

— Тогда почему твой папа не переедет к тебе?

— Есть обстоятельства. Но трижды в год мы все-таки видимся. На этот раз я сам решил нагрянуть в гости.

— Ты его любишь?

— Да, очень сильно.

— Хотел бы никогда с ним не расставаться?

— Конечно. А твои родители, чем они занимаются?

— У меня их нет. Я безмозглый подкидыш.

Три дня спустя отец Тимоти приглашает на ужин с Яном и отца Джона. Они едят, беседуют допоздна, кюре даже играет на скрипке. Где-то после полуночи молодой помощник уходит, а Ян продолжает болтать с отцом Тимоти. Сквозь открытые окна доносится их смех. Почему-то я никак не могу заснуть.

В саду сияет полная луна. Ветер, завывая, раскачивает ветви эвкалиптов и шелестит листвой. Мне хочется в туалет, приходится вставать и идти. Дорога лежит мимо комнаты отца Джона. Внизу под дверью — полоска света. Слышится шум, неясная возня. Подкрадываюсь на цыпочках. Заглядываю в замочную скважину. Внутри творится нечто пугающее. Ян сгорбился у стола, молодой помощник склонился сзади над ним. Мужчина совершенно голый, пижама валяется у него в ногах. Даже безмозглый подкидыш способен почуять неладное. Что же делать? Я мчусь к отцу Тимоти, хотя и знаю: тот уже крепко спит.

— Просыпайтесь, отче! Ваш помощник что-то нехорошее делает с Яном!

— С кем? С Яном?

Кюре мгновенно приходит в себя, и мы вместе бежим к отцу Джону. Отец Тимоти ураганом врывается в комнату. Видит все, что видел я. И тут же бледнеет как смерть. Он даже хватается за дверь, чтобы не упасть. Потом багровеет от гнева. Кажется, еще чуть-чуть — и на его губах выступит пена. Мне страшно. Никогда не представлял себе святого отца в такой ярости.