Онлайн книга «А ты попробуй»
|
Я уже целую вечность не общался с нормальными... как бы это сказать, взрослыми людьми. С теми, у кого есть работа. Индусы не в счет – конечно, у них есть работа – я имею в виду со своими. С европейцами, у которых есть работа. С теми, кто занят чем-то настоящим. От этой мысли в голове у меня наступила полная тишина, теперь я вообще не знал, о чем с ним можно разговаривать. Наконец я произнес: – А куда вы едете? – Писать о забастовке, – сказал он. Я кивнул, как будто понял. Он продолжал меня разглядывать, так что я на всякий случай опять кивнул. – Ты знаешь, о какой забастовке идет речь? – О какой забастовке? – Да, о какой забастовке. – Гм... честно говоря, я в последние дни не читал газет. Он хмыкнул. – Конгресс уже продолжительное время ведет дебаты с Б-Дж-П [25] по вопросу квот на высшее образование хариджанов, и Махараштран Сабха оказался не в состоянии собрать решающее количество голосов, чтобы предотвратить тем самым всеобщую забастовку. Все может взорваться в самое ближайшее время. – Понятно, – я многозначительно кивнул. – Ты знаешь, о чем я говорю? – Честно говоря, нет. – Тогда повторяю. Конгресс... Я попытался изобразить на лице “Продолжайте, это очень интересно”, но вместо этого на нем каким-то образом отпечаталось: “Что за хуйня?” – Конгресс? – спросил он. – Гммм... – Ты не знаешь, что такое Конгресс? – Знаю. – Что это? – Это... э-э-э... парламент. Индийский парламент. – Это не парламент. Парламент – это Лок Сабха и Рахджа Сабха. Конгресс – это правящая партия. – А, да. Точно. Конечно. Я так и думал. – Значит ты знаешь и о дебатах по квотам для хариджанов? – Честно говоря, нет. – Но кто такие хариджаны, ты знаешь? – Да. – Кто? – Это ... гм ... оппозиционная партия. – О, Господи, это немыслимо. Хариджаны – это низший класс индийского общества. Неприкасаемые. Люди, которые вымыли каждую плитку пола, на которую ты ступал, и каждый унитаз, в который ты здесь гадил. Вот кто такие хариджаны – так их назвал Махатма Ганди. О нем ты, надеюсь, слышал? – Уж как-нибудь, – сказал я с выразительным сарказмом. – Кино, наверно, смотрел, – буркнул он про себя. – Ладно, забудь про это. После этого он тряхнул головой, показывая, что сам тоже намерен забыть о моем существовании, и отвернулся в сторону. Некоторое время он, сморщив лоб и сложив губы в блуждающую улыбку, с интересом разглядывал болота. Ужасно грубый мужик. Я решил, что не могу позволить так себя унижать. – Послушайте, – сказал я, – вы профессиональный журналист. Ваша работа – разбираться во всем этом. А я просто путешествую. У меня каникулы. Я не обязан жертвовать своими каникулами. С меня хватит учебного года. Он медленно обернулся и пробормотал, думая о чем-то своем: – Ты не обязан жертвовать своими каникулами. Что он хочет этим сказать? Нет, честное слово, в жизни не встречал таких невеж. Через некоторое время он повторил эту фразу вновь, громче и со странным ударением: – Ты не должен жертвовать своими каникулами. – Вот именно. Я не должен жертвовать своими каникулами. А в чем дело? – Ни в чем, – сказал он улыбаясь. – Это очень точно. – Точно? Что значит точно? – Университет жизни. Первый семестр – рискованные развлечения. Курсовая работа – поехать в третий мир и выжить. Не требуются: жертвы, интерес, интеллект, эмоции. Невозможный человек. – Послушайте. Вы ничего обо мне не знаете. Вы не знаете, почему я здесь. Вы не знаете, о чем я думаю. Вас совершенно не интересует, для чего я сюда приехал, и вы... вы... вы не имеете права судить о... обо мне и о моем характере. Я не прав? Он кивнул, все еще улыбаясь. – Ты абсолютно прав. Я ничего о тебе не знаю. Ничего вообще. И тем не менее, я оказываюсь тут и сужу о тебе и твоем характере на совершенно пустом месте. Это ужасно. Взгляд у него был, как у инквизитора, но я не понимал, чего он добивается и очень старался не отвести глаза. – Ты абсолютно прав. Ты мне совершенно безразличен, и тем не менее, я пришел, уселся рядом с тобой, теперь проведу некоторое время в твоем обществе, уйду и буду думать, что кое-что о тебе узнал. Просто потрясающе. Зачем я к тебе подошел? Если ты мне не интересен, зачем я отнимаю у тебя время? – Да. Теперь я понял. Очень доходчиво. – Я отвернулся и попытался забыть о его существовании. Люди бродили по насыпи, болтали и курили; никаких признаков того, что поезд когда-либо двинется. И несмотря на то, что журналист откровенно меня гнал, я не двигался с места. Я боялся опять остаться один. – Надо написать статью, – сказал он. – Что? – Статью о тебе напишу. – Обо мне? Что вы обо мне знаете? – Кое-что знаю. Ну-ка, расскажи, что ты делаешь целыми днями? – Что я делаю? – Да. Как у тебя проходит самый обычный день? – Вы что, издеваетесь? – Нет, я серьезно. Я с подозрением его рассматривал. – Понимаете – я путешествую. Я рюкзачник. – Да, но чем ты занимаешься целыми днями? Что ты делаешь, чтобы тебе не было скучно? – Скучно? Здесь не бывает скучно. – Но что ты делаешь? В каждом городе. Весь его вид выражал неподдельный интерес. – Ну, сначала приезжаешь. Ищешь отель. Некоторое время отдыхаешь. Несколько дней смотришь город. Ешь. Читаешь. Спишь. Разговариваешь с другими туристами. Думаешь, куда поедешь дальше, потом – знаете – это не так просто достать здесь билеты. Так что сначала к этому готовишься, потом идешь в атаку, полдня воюешь за билеты и на следующий день уезжаешь. – Понятно. Самое важное и трудное дело в каждом городе – это достать билеты, чтобы попасть в другой город. – Не правда. Я этого не говорил. – Говорил. – Послушайте, хватит. Можете издеваться сколько угодно, но я не собираюсь помогать вам сочинять ваши дерьмовые статейки. Ищите себе другого дурака. |