Книга Разорванный август, страница 43 – Чингиз Абдуллаев

Прошло еще две недели. Все эти дни Мурад думал о Карине, заставляя себя не звонить ей. Ему казалось, что она должна была понять его состояние и его внезапный отъезд. Наконец он не выдержал и позвонил. Телефон молчал. Он звонил два дня подряд, пока ее бабушка не сняла трубку. К счастью, она не узнала его голоса, но сообщила, что Карина улетела в отпуск, в Белоруссию, и вернется только через три недели. Это его немного успокоило. Раз она решила уехать в отпуск, значит, все в порядке. В относительном порядке.

Девятнадцатого августа по телевидению и радио передали сообщение о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению. Нужно признать, что все граждане Азербайджана прильнули к телевизорам, услышав из уст Янаева, что их Комитет собирается разрешить конфликт между Азербайджаном и Арменией. Находящийся с визитом в Иране президент Азербайджана Аяз Муталибов, узнав о введении чрезвычайного положения в стране и отстранении Горбачева от власти, не удержался и в прямом эфире выразил надежду, что теперь в стране наконец будет наведен порядок и твердая власть больше не допустит никаких эксцессов. Многим людям казалось, что именно теперь прекратятся столкновения на границе и в Карабахе, будут ликвидированы все вооруженные формирования, остановлены конфликты по всей территории Союза.

Девятнадцатого днем дверь в кабинет Мурада открылась, словно от удара ногой. К нему вошел секретарь парторганизации Союза Октай Каламов. Это был уже пожилой человек, ставший последним секретарем парткома Союза. Весной от этой должности отказались сразу три человека, и на этот пост избрали Каламова. Он скромно собирал взносы, которые почти никто не платил, и не проводил никаких собраний, не досаждая членам партии. Но девятнадцатого этот человек словно преобразился. Он вошел в кабинет Мурада как хозяин, усаживаясь за стол без разрешения, и достал списки коммунистов, состоящих на учете к первому января прошлого года.

– Что это? – удивился Мурад.

– Списки наших бывших коммунистов, – радостно объяснил Каламов. – Я составлю список тех, кто выбросил партбилет и не захотел его забирать. С этими мы будем отдельно разбираться. Другой список будет из тех, кто тоже сдал свой партбилет, но потом его забрал. Этих назовем попутчиками. С ними тоже будем разбираться, но уже позже. И конечно, мы особо выделим тех, кто не поддался на шантаж, провокации и обман, не сдал свой партбилет и доказал свою верность нашим идеалам.

Мурад грустно усмехнулся. Кажется, этот бравый секретарь был особенно рад происходившим в Москве событиям. Такие люди встречаются везде, в любой социальной среде, у любого народа. Коллаборационисты, карьеристы и приспособленцы. Из таких вербовали надзирателей среди заключенных, полицаев в родных деревнях, стукачей для правоохранительных органов. Сам Каламов был вообще не писателем и случайно попал в члены Союза. Однако он был известен тем, что, став редактором литературного приложения, сразу объявил конкурс на роман о великом поэте Низами с крупным премиальным фондом. При этом объявление о конкурсе было опубликовано пятого числа, и в нем указывалось, что до двадцатого этого месяца необходимо представить роман объемом не меньше тридцати печатных листов (!). Разумеется, за оставшиеся пятнадцать дней никто не смог написать роман такого объема, и он, как единственный кандидат, выписал себе солидную премию.

– Значит, вы сделали отдельный список и для тех, кто потом забрал назад свои партбилеты? – уточнил Мурад.

– Конечно, – радостно кивнул Каламов, – мы не должны доверять таким людям. Вот поэтому я и пришел к вам. Вы настоящий коммунист, прошедший войну в Афганистане. Нужно будет продумать вопрос и о смене руководства Союза писателей. Остальные тоже вели себя не очень хорошо.

– Насколько я помню, вы тоже сдавали свой партбилет, – заметил Мурад.

– Нет, я не сдавал, – возразил Каламов, – я всегда был верен своим коммунистическим...

Он не договорил. Мурад набрал номер телефона бывшего секретаря Надира Джаббарова, который собирал партийные билеты в январе девяностого. Поздоровался и уточнил – сдавал ли Каламов свой партбилет. Причем включил громкоговоритель на телефоне, чтобы его гость мог услышать слова говорившего.

– Конечно, сдавал, – ответил Джаббаров, – одним из первых. Еще выступил и сказал, что не может быть членом этой фашистской партии. Сразу после январских событий. Он и еще несколько наших известных поэтов. А потом они же первыми свои партбилеты обратно и забрали. Один из наших сотрудников, Интигам Гасымзаде, даже встал и сказал, что ему стыдно оставаться в одном зале с такими непорядочными людьми.

– Спасибо, – Мурад положил трубку и посмотрел на Каламова: – Вы все слышали?

– Он все перепутал, – не очень уверенно произнес Каламов, – я не сдавал своего билета.

– Вон отсюда! – потребовал Мурад.

– Что? – испугался Каламов.

– Вон отсюда! Чтобы я вас больше не видел. И заберите свои бумаги.

– Вы очень рискуете. – Каламов дрожащими руками начал собирать бумаги. – В Москве уже восстановили настоящую власть. Убрали болтуна Горбачева. Вы понимаете, чем рискуете? Можете потерять свое место в Союзе, а вы такой молодой...

– Вы хотите, чтобы я спустил вас с лестницы? – поинтересовался Мурад, и Каламов выбежал из его кабинета.

...Уже двадцать второго августа Каламов был в рядах первых демократов. Он рассказывал всем, как разорвал листы с фамилиями бывших коммунистов, отказавшись преследовать их девятнадцатого августа. Теперь он был истинным демократом.

...После августовских событий Мурад снова позвонил Карине и наконец услышал ее голос. Было такое ощущение, что в последний раз они разговаривали целую вечность назад, еще в прошлой жизни. К этому времени сына Нигяр уже перевезли в бакинскую больницу, и он постепенно выздоравливал.

– Как дела, Карина? – спросил Мурад. – Я узнал у твоей бабушки, что ты уезжала в Белоруссию.

– Взяла отпуск, – ответила Карина, – а тут такие события в Москве. Очень жалела, что не успела к девятнадцатому вернуться обратно. Не смогла достать билет. Но уже двадцать первого была в Москве. Ты видишь, что у нас творится?

– Вижу. Как ты себя чувствуешь?

– Неплохо.

– Как ты отдохнула?

– Ничего. Тоже неплохо.

– А как... ребенок? – решился спросить он.

– Его нет, – глухо ответила она.

– Как это нет? Куда он пропал? – не понял Мурад.

– Он пропал следом за тобой. – Самое страшное, что она говорила все это ровным, спокойным голосом, словно ничего не произошло.

– Куда пропал? Как пропал?

– Тебя это волнует? Ты уехал и целый месяц не звонил. А сейчас это тебя волнует?

– Я звонил все время. Разговаривал с твоей бабушкой. Иначе откуда бы я узнал про твой отъезд в Белоруссию?

– Действительно, откуда, – повторила она. – В общем, ребенка уже нет. Я подумала, что не стоит ставить глупых экспериментов, и сделала аборт сразу после твоего отъезда.