Онлайн книга «Кудеяр. Аленький цветочек»
|
«Мастера и Маргариту» Звягинцев читал очень давно. Ещё во времена, когда автора этого романа не было принято вслух называть классиком и гениальным писателем. Книга, надобно заметить, ему не очень понравилась, но одна фраза всё же приковала внимание. Короткая такая фраза: «Рукописи не горят». Не горят?.. Лев Поликарпович представил сметающую волну огня, стремительно проносящуюся по Володиной квартире… Превращается в брызги компьютер, падает набок и сминается письменный стол… Огненными веерами разлетаются толстые, аккуратно перевязанные папки, невесомо и мгновенно вспыхивают бережно разложенные листы… Никогда ещё поезд метро не полз так медленно к «Парку Победы». И где-то возле «Технологического института» профессора посетила странная и тревожащая мысль. Почти два года назад, когда им показалось, будто тайна многомерности мира вот-вот будет приоткрыта, произошёл тот самый взрыв в «Гипертехе». А перед этим Марина побывала на Кольском и привезла домой спираль-веточку, синтропод. И вот теперь он, Маринин отец, устремился туда же. По стопам своего отца… и собственной дочери. И опять, когда уже померещилось, будто разгадка близка, – бабахнуло! Только ударило не по Звягинцеву, чего, кажется, можно было бы ожидать. Шарахнуло по Глебу, там, в подземелье. И по Володе. А может, целились даже и не в людей – в отцовские рукописи, которые, вопреки классику, очень уязвимы и великолепно горят… Между прочим, что конкретно рвануло во время опыта у Марины, установить пока так и не удалось. Несмотря на все старания специалистов. А у Володи? Газ?.. Рассказывайте моей бабушке… Лев Поликарпович пребывал в том состоянии, когда рассудок напрочь отметает обыденность и руководствуется странной, на первый взгляд провидческой логикой. …Не газ. Не ошибка в расчётах. И уж подавно не старенький кипятильник, якобы забытый погибшим сотрудником в неположенном месте. Что-то словно ограждало от любознательности учёных некие тайны, к которым те неосмотрительно подобрались вплотную. Что-то… Или – кто-то?.. Рассказывал же Скудин про вполне материальные, из плоти и крови, но не вполне человеческие существа, покушавшиеся на Марину?.. …Но рукописи – прав был нелюбимый профессором классик! – действительно не горят. Звягинцев был бы последним идиотом, если бы отнёс Володе оригиналы, не запасшись копиями. Отличными копиями, снятыми при помощи сканера и загнанными в бездонную память компьютера… Это был очень длинный день. И очень тяжёлый. Никогда ещё подземный состав не полз так медленно по туннелю от «Электросилы» к «Парку Победы». Но вот наконец со вздохом растворились створки вагонных дверей, Лев Поликарпович поднялся по эскалатору – и обнаружил, что поездка к Володе заняла, оказывается, большую часть дня, и на поверхности уже не утро, смахивающее на вечер, а самые натуральные вечерние сумерки. Словно в тумане, борясь с навалившейся усталостью, Звягинцев добрался до дома и, нетерпеливо отстранив радостно скакавшего Кнопика, направился прямиком в кабинет. – Good evening, [154] – сказал ему компьютер. Лев Поликарпович не признавал русифицированных программ, полагая, что с компьютером надо общаться на его родном языке. – Привет, привет, – рассеянно отозвался профессор. Щёлкнул мышью, открывая файл с отсканированными копиями отцовских тетрадей – надо же, действительно, воочию убедиться… И вдруг, коротко ахнув, Лев Поликарпович в изумлении уставился на экран, а потом закричал в голос: – Чёрт! Чёрт! Чёрт!.. И правда, никто иной, кроме Нечистого, не мог быть «автором» того, что случилось. Строчки с мерзким звуком начали осыпаться вниз по экрану. Казалось, внутри машины кто-то планомерно грохает об пол обеденный сервиз на полсотни персон… – Стоять! – Профессор мгновенно нажал клавишную комбинацию, вызывающую приостановку работы. Компьютер не отреагировал, «вечерний звон» продолжался. Рука Звягинцева метнулась к сетевой кнопке… Его машина была из самых современных, даже на общем фоне называемых «высокотехнологичными». В нормальном состоянии она сама себя выключала по команде программы. В экстренной ситуации сетевую кнопку следовало держать нажатой несколько секунд, чтобы дать электронному мозгу «цивилизованно» окончить работу. Звягинцев так и поступил… Никакого эффекта. Уже в полном отчаянии он выдрал шнур из розетки и одновременно самым зверским образом отстегнул от машины аккумулятор. Только тогда всё прекратилось. Лев Поликарпович долго сидел за столом, отдуваясь, как после быстрого бега, и тупо смотрел в умерший экран. Он не собирался вновь включать машину, чтобы посмотреть, что же там сохранилось. Нет уж. Не было никакого сомнения, что вирус тотчас возобновит свою разрушительную работу… Вирус. Господи Боже, и откуда только он взялся? В игры, которые, как всем известно, очень часто служат «разносчиками», профессор Звягинцев не играл. А если лез за чем-нибудь в Интернет, то страховался самыми продвинутыми антивирусами, которые уж в его-то институт поступали бесперебойно. Но откуда тогда?.. От сырости? Из пятого измерения?.. И пока он сидел, тяжело переводя дух, до него постепенно дошло. Он понял, что на самом деле минуту назад случился очередной взрыв. И то, что он оказался бескровным и тихим, отнюдь не делало его менее смертоносным. Кто-то добивал рукописи, сделанные более полувека назад и якобы не горящие. «Но почему „они“ просто не стёрли файлы из памяти, обставив дело так, будто их никогда там и не было? Не отформатировали диск, наконец? Зачем понадобился этот цирк со звоном и опаданием строчек?..» Ответ пришёл сам собой. Профессор вспомнил подземелье под реликтовой елью и слова Виринеи: «Кто-то не хочет, чтобы мы продолжали поиски. Даёт нам красный свет…» Вот и сегодня ему, непонятливому, просто дали отмашку. «Не суйся, куда не приглашали. А то…» Как спрашивают в таких случаях в голливудских боевиках – «А то что будет?» Им хорошо спрашивать, суперменам… «А вот что!» Уже без особой надежды, зато с тяжкой яростью отчаяния, Звягинцев наклонился, открывая дверцу стола. Как ни архивируй графическую информацию – коробка с дискетами всё равно была большой и тяжёлой. Ему сразу же показалось, будто она как-то не так лежала в руке. Нет, содержимое из неё не исчезло. Но ладонь ощущала не шуршащую твёрдость пластиковых прямоугольничков, стянутых вместе резинками, а нечто совершенно другое. Это нечто было больше всего похоже на кусок размягчённого масла. На стопку шоколадок, полежавших под солнцем… Лев Поликарпович медленно, словно в дурном сне, разрезал аккуратные полоски прозрачного скотча и поднял картонную крышку. Он уже не очень удивился тому, что увидел. Дискеты – со всеми наклейками, надписями и резинками – пребывали на месте, но только с виду оставались дискетами. В той стороне, где он взялся за коробку рукой, они промялись все разом, оплывая и растекаясь даже от лёгкого нажатия. Так у Марины когда-то в детстве однажды потёк пластилин, ради эксперимента положенный на отопительную батарею… |