
Онлайн книга «Райские птицы из прошлого века»
– Есть кто дома? – спрашивает она по привычке и останавливается в таком пустом, чужом коридоре. Не обманула соседка – вещи вывезли. Исчез испанский комод с латунными ручками и зеркало в кожаном переплете. Пуфика нет. И подставки для зонтиков, в которой с самого первого дня обитал лишь один зонт – мамина черная трость. В комнату Тамара заглядывает с опаской и убеждается, что мебель вывезли и отсюда: шоколадной расцветки диван, пара кресел с дубовыми подлокотниками, стеклянный столик и дизайнерскую лампу, подаренную по случаю Татьяной. В кухне на серой стене ярким пятном выделяется фартук из плитки. Накренился, но висит, держится, умывальник. А мусорное ведро спряталось в угол. Да что же это такое происходит? Произошло? Тамара села на табурет, единственный оставшийся – и тот чужой. Сидела она долго, пока спина не затекла, но ничего не придумала. И когда уже почти решилась сходить к соседке – ее любопытство могло дать ответы на некоторые вопросы, – в замке повернулся ключ. Щелчок. Скрип. И ласковый, чужой голос: – Милая, ты тут? Тамара вскочила и опрокинула табурет. – Тут, – донеслось из прихожей. А дверь закрылась, и ключ повернулся. Раз-два-три. Дверь железная, замки надежные. Теперь ей не выбраться. – Ну? – Василий заглянул на кухню. – Как это понимать? Отступать некуда. Окна заперты, а будь они открыты, то все равно – высоко. Страшно. Василий не торопится говорить, он гладит челюсть от щеки до щеки, от уха до уха. И тянется за пальцем темный след щетины. Тамара не выдерживает молчания. И взгляда этого, не насмешливого, не злого, но скорее оценивающего. – Я… я не могу там больше! Не хочу! Мне там плохо! Пальцы собираются щепотью и упираются в подбородок. Голова Василия приподнимается, и становится видна узкая шея с кадыком-сливой. – И что ты сделал с нашей квартирой? – Продал, – спокойно ответил Василий. – Собираюсь. Но думаю, что пара денечков, и ударим по рукам. Хороший район. Площадь нормальная. Соседи тихие. И цену я ломить не стал. – С-соседи… цену? Продал? Услышанное не укладывалось в Тамариной голове. Как он мог продать квартиру, если квартира эта вовсе не его, а мамина? И Томина? – Нет. Я не позволю тебе ее продать. Слышишь? Я не позволю! Я завтра… – Ну вот, а я по-хорошему думал, – Василий шагнул к ней, плавно, текуче, по-звериному. Лапы его обняли Тамару, пальцы-когти впились в поясницу, притянули и прижали к широкой горячей груди. – Я ж и вправду хотел по-хорошему. Дурочка ты моя… – Отпусти. – Дурочка… тише. Не кричи. – Вась, ты… ты отпусти меня. Пожалуйста. Он лишь крепче сдавил кольцо рук. И тогда Тамара подняла взгляд. Снизу лицо мужа казалось каким-то совсем уж огромным, некрасивым. Жесткий подбородок, бугристый нос и массивные надбровные дуги. А глаз почти и не видно. – Я не позволю продать квартиру, – сказала Тамара. – Ты можешь делать все, что хочешь, но я не… Объятия разжались, но Тамару не отпускали. Левая ладонь Василия легла на затылок, осторожно, словно опасаясь разрушить несуществующую прическу, а правая зажала рот. Ладонь воняла канифолью и сигаретами. – Да, да… конечно, милая. Ты не позволишь. Но я тебя и спрашивать не стану. Не дергайся. Чего тебе не хватало? Я ж прыгал вокруг, как ненормальный. Томочка то, Томочка се… мамашу твою терпел, пусть ей икается на том свете. Тома дернулась, но руки сжались. Они держали голову, надежно, как тиски, и медленно тянули вверх, выкручивая из шейного позвонка. – Та еще тварь. Хитрая. Я не люблю хитрых тварей. Тебя это тоже касается. Поняла? У Тамары получилось кивнуть, и Василий отступил, предупредив: – Только реветь не надо. Тамара торопливо сглотнула слезы: – Ты… кто ты такой? – Твой муж. Или забыла? Если забыла – в паспорт загляни. Ты же его с собой уволокла. Нехорошо, Томочка. Нехорошо обманывать мужа. Заставлять нервничать. Искать. Бросать свои дела. – Какие? По кухне шариться? Что ты там делал? А в саду? – Следишь? – Глаза недобро сузились, и Тамара подумала, что этот человек вполне посмел бы ее ударить. – Не я! – На всякий случай она отступила, хотя отступать на кухне – неожиданно маленькой и тесной кухне – было некуда. – Леша сказал. – Мелкий паразит. Но что сделаешь? Чужих детей бить нельзя. Внимание привлечет. А нам внимание ни к чему, правда, милая? – Ты… ты никогда меня не любил? – Я на тебе женился. Это в его понимании аргумент? И как получилось, что Тамара, читавшая других людей, не сумела прочесть собственного мужа. А главное, что ей делать сейчас? Разводиться? Но отпустит ли ее этот чужой, страшный человек? – Я на тебе женился, – повторил он, разглядывая потолок. – Я терпел твое нытье… ты же по любому поводу бухтеть начинала. Прям как мамаша. Но она-то – чистая пила. А ты так, дурочка. Решила, будто умнее всех? Нет, Томочка, мозгов в тебе – с ноготок. Василий выставил мизинец со сбитым, желтым ногтем. – Зато самомнения – гора. Учить тебя и учить… учить и… Она успела заслонить лицо, и удар пришелся по рукам. Был он ленивым, вынужденным. И первым. – Заорешь – прибью, – пообещал Василий, расстегивая ремень. Он потянул за массивную пряжку и тяжелая кожаная змея – Тамара сама выбирала этот ремень – выскользнула на свободу. – Вася, ты же… – Тихо. – Вася, я же беременна! Она еще могла бы закричать, рвануться, попытаться убежать или хоть что-то да сделать, но вместо этого стояла, оцепенев, и смотрела, как пояс оборачивается вокруг кулака. И только в самый последний момент, когда инстинкт самосохранения переборол страх, Тамара завизжала… Очнулась она в месте темном, тесном и холодном. Она лежала на боку, и левая рука, как и левая нога затекли. Тамара попыталась пошевелиться и застонала от боли. Но тряпка, которую затолкали в рот, впитала и стон, и густую слюну. Тело горело. Пылающая кожа при малейшем движении грозила лопнуть и вывалить набрякшие мышцы. Но Тамара попыталась перевернуться. Вышло не сразу, но все-таки вышло. Тамара встала на колени и уперлась в потолок. Метр на метр. И еще метр сверху. Короб с деревянными стенками, в котором хранили… что? Тамара принюхалась. Огурцы? Спирт? Старая одежда? И теперь вот человек. Короб потряхивало, как если бы он двигался или, что вероятнее, находился на движущейся платформе. К примеру, грузовика. |