Онлайн книга «Браслет из города ацтеков»
|
Ягуар потер запястье, размывая темную корку спекшейся крови. Умереть сегодня не вышло. Возможно, в этом имелся какой-то смысл. – Вы говорите страшные вещи, – однако в голосе ее не было испуга или отвращения. – И ненужные. Я ведь просто могу уйти. Ложь он почувствовал, как чувствовал ветер на своем лице и едкое прикосновение морской воды к ранам. Но Ягуар не разозлился. Он понимал, что его случайная знакомая лжет, сама того не понимая. – У вас сил не хватит, – мягко заметил он. – Если бы хватило, вы бы его давно оставили. Синдром бездействия. Знаете, когда-то давно ученые, пытаясь понять психологию жертвы, устроили эксперимент. Они заперли собак в клетках и мучили током. Собаки никак не могли прервать мучения или убежать. Потом этих собак выпустили в большие вольеры. И уже там продолжили наносить удары. – Это отвратительно! – Отвратительно то, что ни одно животное не попыталось убежать. Собаки просто ложились и терпели. Она расплакалась, и Ягуар проклял свой длинный язык. И беспомощность, потому что сейчас сам походил на такую вот собаку, растерянную и не знающую, как остановить пытку. – Простите меня, – сказал он, подвигаясь к ней. – Простите меня, пожалуйста. Я не хотел делать вам больно. Я просто очень давно ни с кем не разговаривал и… – И я тоже, – она улыбнулась сквозь слезы. – Люди вообще плохо умеют разговаривать друг с другом. Ягуар согласился и обнял ее. Сидели. Смотрели на море. Молчали. Когда душная тропическая ночь легла на берег, Ягуар поцеловал ее, потому что не сделать это было бы преступлением. Она была хрупка, как колибри в кошачьих лапах. Он был очень осторожен. Она исчезла. Он остался. И когда солнце вынырнуло из моря, понял, кто он есть на самом деле. Хотя по глупости еще продолжал противиться этому знанию. И солнце наказало Ягуара темнотой. Он принял кару. Он заслужил. Заказанные цветы прибыли ближе к обеду. Анна ждала их с нетерпением, как в детстве ждала дня рождения или Нового года. Она предвкушала момент, когда, оставшись наедине с цветами, развернет бумажные коконы упаковки. И перед мгновением грядущего чуда отступали и собственные заботы, и чужое горе. Анне было немного стыдно за собственное равнодушие, и она изо всех сил прятала его, стараясь казаться сочувствующей. Анну не отпускала мысль о том, что будет с ней, если лишь на третий день работы она превратилась в существо столь циничное. И не лучше ли будет принять переславинское предложение? Накануне, уходя из квартиры Анны, он повторил его и пообещал устроить все так, что Анне не придется встречаться с будущим бывшим мужем. Она отказалась. А сегодня стояла и смотрела на похоронный ритуал, размеренный и привычный, как десятый кряду новогодний спектакль. Состав участников менялся, но роли оставались прежними. К счастью, по расписанию вторая половина дня была свободна, и Анна получила возможность заняться цветами. И когда она распаковала последний вазон, раздался звонок. – Анна, что ты себе позволяешь? – голос Геннадия дрожал от ярости. – Я понимаю твое недовольство и нежелание мириться с разводом, но ты перешла за рамки? – Что случилось? Орхидеи отходили от переезда. Анна еще раз внимательно осматривала стебли и листья, убеждаясь в отсутствии повреждений и паразитов. Цветы были чудесны. – Она еще спрашивает, что случилось? Ты не знаешь?! – Я не знаю, Гена. Белые крылья фаленопсисов чуть поблекли. Орхидеи – чуткие растения. – Все будет хорошо, – пообещала Анна, проводя по лепесткам мизинцем. – Она не знает! – Геннадий громко выругался. Он всегда был несдержан, но теперь у Анны нет нужды притворяться, что она понимает причины подобного поведения. – Меня вызывал Переславин! От удивления Анна едва не выронила широкую фарфоровую вазу, которую надеялась использовать в качестве вазона. – Зачем? – Затем, что ему стало интересно, почему это мы разводимся и не собираюсь ли я передумать. Господи, следовало ожидать, что Переславин с его самоуверенностью и желанием контролировать всех и вся полезет в Аннину жизнь. – Так вот, драгоценнейшая моя. Я не собираюсь передумывать! Я люблю Лилю! У нас будет ребенок! Слышишь, ты? У нас будет ребенок! Анна слышала. Она не плакала, просто смотрела на цветы и думала: как вышло так, что этого человека она назвала мужем? И почему так долго терпела его рядом с собой, пытаясь приспособиться к его жизни и его правилам? Орхидеи не знали ответа. Когда Геннадий, наоравшись вдосталь, отключился, Анна решительно набрала номер, виденный лишь однажды, но по прихоти разума прочно запавший в память. – Эдгар? Это Анна. – Да, – сухое подтверждение и раздраженный тон. Но Анна сегодня тоже раздражена. – Мне только что звонил мой супруг… – Бывший. – Пока нет. – В скором времени бывший, – поправился Переславин. – Я узнал. Он настроен развестись. – Спасибо, я и без вас знала. – Сердишься? У тебя голос глубже становится, когда ты сердишься. И мы вроде перестали друг другу выкать. – Я и без вас знала, что его намерения серьезны. – А я не знал. Я должен был убедиться, что этот хрен не пойдет на попятную. Я не люблю неожиданностей, Аннушка. Личики цветов повернулись к Анне. Они смотрели с удивлением и будто бы ждали чего-то, что всенепременно должно было случиться. – Чего вам от меня надо? Скажите, пожалуйста, и отстаньте! – Ты. От тебя мне нужна ты. Так понятно? Во сколько ты заканчиваешь работу? – Эдгар, послушай, пожалуйста, я… – Послезавтра похороны. Ты сама говорила, что мне надо костюм выбрать. А я не умею выбирать костюмы. Я вообще ни черта не соображаю во всех этих примочках. Секретарша занималась обычно. Или подружки случайные. Только этот костюм – на похороны. Я в нем с Анечкой прощаться буду. И я не хочу, чтобы кто-то левый имел к ним… ко мне отношение. Сечешь? – А я, выходит, не левая? – Ты – моя. Просто пока еще время неподходящее. Орхидеи согласились. Зима – тяжелое время для тех, кто любит солнце. Следующий звонок был на рабочий телефон, и Анна, сняв трубку, произнесла положенное: – Добрый день. Бюро ритуальных услуг «Харон». – Добрый, – голос в трубке был тускл и невыразителен. – Девушка, подскажите, когда похороны Анны Переславиной? Я друг ее. Я вот услышал и… с ее отцом сложно разговаривать, но мне бы хотелось попрощаться. Это было бы правильно. Это было бы правильно… |