Онлайн книга «Слезы Магдалины»
– Он счел бы меня виноватой. И сделал бы больно. Понимаешь? Но молчать тоже было невозможно. Тем более что Рыжий появлялся снова и снова. Всегда замирал в отдалении, но ожидание встречи, которая обязательно – в этом Бетти отчего-то не сомневалась – состоится, изматывало и порождало прежние страхи. – Поэтому я рассказала Элизабет. Она ведь очень умная. Она все придумала. И самое главное, что ее выдумки всегда срабатывали. Порой Бетти начинала думать, что это неспроста, что единственной ведьмой в Салеме была именно Элизабет Пэррис, но... – Но какой у меня выбор? – спросила Бетти, склоняясь к самому уху пса. – Скажи, какой? Зверь не ответил, только лениво хвостом махнул: человеческие проблемы были ему непонятны. На этот раз Джо ждал темноты и прислушивался к бормотанию Хопкинса. А тот, как назло, не собирался засыпать, все ходил, ходил, говорил что-то связное и, наверное, умное, но неинтересное. Когда же терпение Джо готово было лопнуть, Хопкинс просто упал в кровать и закрыл глаза. Дышал он ровно, на тихий окрик не отозвался, и было похоже, что Хопкинс и вправду спит. Слишком уж крепко спит для обыкновенного сна. Джо, сняв со стены распятье, положил его на грудь товарищу, осенил крестом и, пробормотав наскоро молитву к Деве Марии, вышел из дому. Револьверы он на сей раз захватил оба. Ночь дышала прохладой, ветер гонял пыль по улице, небо пестрело звездами. Джо крался вдоль домов, стараясь держаться в тени и ступать тихо. Пусть вокруг было пусто, но он чувствовал: рядом. Сзади? Нет. Слева, в расщелине между домами? Тоже нет. Впереди? Где тень мелькнула? Всего лишь тень. Почудилось. Просто почудилось. И вчера тоже. Набрал в голову, нашел предлог, чтобы остаться. – Джо... – вздохнула темнота. Он повернулся, выхватывая револьверы. В последний миг сдерживаясь, чтобы не выстрелить. Рано. – Кто тут? – Джо... Джо! – Ночь на кошачьих лапах подбиралась ближе, гладила, трогала, смотрела, звала, упрекая. – Ах, Джо... – Выходи! Выходи, или я стрелять буду. Рассмеялись и исчезли. Кем бы они ни были, но решили не связываться. Испугались? Хорошо. Если боятся они, то не боится Джо. И он, не пряча револьверы в кобуру, осторожно двинулся в переулок. Шаг. Еще шаг. Ближе к стене. Пахнет странно, будто мятным маслом. Откуда здесь? И кто здесь? На большой бочке стояла девочка. Короткая, не на нее шитая ночная рубашка едва прикрывала колени. Наброшенная на плечи шаль съехала. Косицы растрепались. Знакомое лицо. Он ее видел в городе, но живой, веселой. А сейчас девочка будто спала. Ресницы ее чуть дрожали, губы вяло шевелились, а с пальцев стекало что-то черное. – Помогите... – прошептала девочка сквозь сон. – Пожалуйста, помогите... Пэррис... папа... Элизабет Пэррис сидела на кровати, кутаясь в несколько одеял. Потерянная и растерянная, птенец, выпавший из гнезда и в него же возвращенный. Матушка ее, остроносая женщина в белом чепце, суетилась, отец – пастор Сэмюэль Пэррис – с трудом сохранял невозмутимость. – Это... это было ужасно, – девочка говорила шепотом, но так, что слышно было каждое слово. – Я спала. Я точно знаю, что спала. А он пришел во сне и сказал: пойдем, Элизабет. Я не хотела, но... Матушка с квохтанием подвинула подушку, отец перекрестился. – Но он взял меня за руку, и я оцепенела, не в силах ни кричать, ни противиться его воле. И он снова сказал: пойдем, Элизабет. И повел меня сквозь стену. И сквозь вторую тоже. И сквозь многие-многие стены. Все время говорил: смотри, как я умею! Я плакала и умоляла отпустить, но он только хохотал надо мной! Врет девочка. Нет в ней страха, видимость одна. Вон как смотрит, сквозь ресницы, с прищуром, словно опытная шлюха, которая приценивается к незнакомому клиенту. Но зачем ей? – Мы шли очень-очень долго. Я сбила ноги, вот, – Элизабет высунула из-под одеял кривоватую ножку, продемонстрировав красные мозоли. – И тогда он посадил меня на плечи и полетел... Или не врет? Ей всего-то девять. Да и зачем? Чего ради боль терпеть, ноги уродуя? Сбегать из дому? Бродить по улице? Стоять, дожидаясь его... его ли? – Бедная моя, – вздохнула матушка, смахивая с кончика носа слезу. – Почему они не оставят меня в покое? Он требовал, чтобы я отреклась, говорил, что будет мучить, что... – Она вдруг затряслась, как мокрая собака, схватилась руками за лицо, сжала, точно пытаясь прорвать кожу. Завыла: – Отпусти! Отпусти! Отпусти! Соскочила с кровати, завертелась, сдирая с себя ночную рубашку. – Остановите ее! Помогите! Бога ради, – отец попытался схватить Элизабет, но та ловко увернулась, оказавшись прямо перед Джо. Застыла, почти голая, грязная и угловатая, некрасивая. – Я тебе нравлюсь? – повела плечом, запрокинула тощую шейку. – Скажи, нравлюсь? – Держите ее! Джо схватил горячие руки, оказавшиеся вдруг нечеловечески сильными. Попытался удержать и понял, что еще немного, и сломает. Или его сломают. – Нравлюсь? Нравлюсь? Нра-а-а... Изо рта Элизабет хлынула пена с отчетливым запахом мяты. И разом обмякнув, девочка опустилась на пол, глаза ее закатились, а из тонких губ высунулся кончик языка. Лгунья. Мыло в рот сунула, и мятного листа, чтобы пахло приятно. И теперь пеной плюется, страх наводя. Но вот зачем она лжет? – Это ведьмы, – Сэмюэль Пэррис имел собственное объяснение произошедшему. – Они мучают девочек давно, хотят, чтобы на суде Элизабет отказалась от своих слов. Но этого не будет! Маленькая ведьма приходила в себя. Растерянно оглядываясь по сторонам, рыдая с сухими глазами, хватаясь за остатки одежды. – Ведьмы должны ответить за это, – сказал Сэмюэль Пэррис, укрывая свое безумное дитя одеялом. – И поверьте, ответят. А вам спасибо. – Б-большое с-спасибо, – прошептала Элизабет. – В-вы очень помогли... нам. – Ну зачем ты это сделала? Зачем?! – Тсс, – Абигайль зажала Бетти рот. – Не кричи. Услышат. Ты же не хочешь, чтобы нас услышали? – Она не хочет. Она просто не понимает, что все это – для ее же блага. Правда, Аби? – Ага, Элизабет. Бетти вывернулась из цепких ручонок Абигайль, но убегать, как хотела вначале, не стала. Она отошла к старой лодке и нырнула в пролом. Внутри привычно пахло воском, маслом, гнилью и водорослями. Пучки солнечного света, проникая сквозь щели, рассыпались по гальке, белому валуну, служившему столом, и нескольким чурочкам-стульям. |