Онлайн книга «Слезы Магдалины»
– Я слышал, что девочка больна, – Пэррис благоразумно не стал приближаться. – Что у нее лихорадка. Мод за его спиной закивала, словно боялась, что Джо станет отрицать. – Ваша правда. Лихорадка. Но с Божьей помощью выздоровеет. – Конечно, конечно. Я буду молить Господа, чтобы он помог бедняжке. И более того, я полагаю, что в моем доме ей будет удобнее... – пауза. Глаза как шильца норовят проткнуть куртку Джо, добраться до памяти. – Хотя бы потому, что молодой девице не совсем прилично находиться... – Я ее жених. Джо перекинул винтовку через колено. Он в жизни не отдаст малышку этому змееглазому. – Вы? – Я. С ее папашей мы сговорились. Удивление. Недоверие. Просто неверие. Но в глаза обозвать Джо лжецом не решится. Чертов святоша. – И я бы хотел, чтобы вы, пастор, нас обвенчали. А то сами знаете, лихорадка – такое дело... – Джо перекрестился. – Я... да, конечно... я сейчас... Ну и забегали-то глазки, заметались. И Мод притихла, присела даже не то от удивления, не то от страха. – Вот именно, что сейчас. Чего тянуть, раз уж вы тут? Обряд вышел скромным и печальным. Хопкинс этакой женитьбе перечить не стал, невеста и вовсе металась в горячке. Но в нужный момент она вдруг села в кровати, открыла глаза – взгляд был удивительно ясным – и сказала: – Да. А на другой день за ними пришли. В зале суда яблоку было негде упасть. Исходили испариной разгоряченные тела, сияли праведной яростью бледные лица, гудели многими голосами мухи под потолком, сочилось потом лицо судьи Готорна. И только девица Пэррис была свежа, словно майская роза. Она сидела на обычном своем месте. С одной стороны ее поддерживала за локоток подруга, в кои-то веки серьезная и даже выглядящая нормальной. С другой что-то нашептывал отец. В какой-то миг Абигайль оглянулась, окинув рассеянным взглядом толпу, нашла Джо – по губам скользнула улыбка – и вновь повернулась к людям спиной. Тварь! Мелкая гадкая тварь, которой бы шею свернуть! Но теперь руки не дотянутся. Теперь... – Скажи, Абигайль, – голос судьи был сладок и мягок. – Сама ли Элисбет Хопкинс, ныне Элисбет Улафсон, сказала тебе о том, что убила своего отца? – Сама, ваша честь. Но она не виновата! Он... он был ужасным человеком, ваша честь! Он был настоящим колдуном, укравшим чужое имя и чужую жизнь! Лицо судьи брезгливо скривилось, кажется, ему начали надоедать колдовские дела. – Он мучил Бетти. Он пил ее душу и склонял ко греху... он овладевал ею, как муж овладевает женой. Абигайль покраснела, зал же затаил дыхание. – Это она тебе рассказала? – Да, ваша честь. Она. – Да, да, ваша честь, – подхватила девица Уильямс. – Она! Рассказала! Я сама слышала! Ужасный человек, ваша честь! Судья нахмурился и задал следующий вопрос: – Если все было так, то отчего же она не обратилась за помощью? – Боялась, ваша честь. Она очень-очень его боялась. И я тоже. Однажды ночью, когда я спала, он явился ко мне и... Эту историю Рыжий Джо уже слышал, но прочие внимали каждому слову. Актриска знала, как работать на публику. Ей верили. И ее боялись. – А потому, когда она сказала, что... что хочет убить его, я в слабости своей подумала, что это будет правильно! Что тогда проклятие, которое лежит на городе, исчезнет, и я тоже стану свободной. – Да-да-да! – залопотала Уильямс. И вскочив, заскакала по залу. – Только как колдуна убить? Колдуна убить тяжело! Живой он! Живехонек. Ходит-бродит! Ищет новое тело! Подбирается! К муженьку твоему подбирается! Смотри, Мэг! Сейчас как ухватит, как... Раздался визг, который подхватили многие глотки, разнесли по залу. Собравшийся люд заволновался, засуетился, многие повскакивали с мест, желая выбраться. Другие начали озираться и тоже увидели призрака. Третьи упали на колени, молясь. Судья Готорн зря стучал молотком, звук этот тонул среди прочих, а гнев судейский был несравним с гневом Божиим. И только Абигайль Уильямс улыбалась, глядя на охватившее людей безумие. – Она лжет! – Рыжий Джо крикнул, стараясь переорать всех. – Она вам и тогда лгала. И теперь. И если здесь, в Салеме, есть ведьмы, то вот одна. И вот вторая. Только им веревки не надо, хватит хорошей порки! Но кажется, его не услышал никто, кроме самой девицы Уильямс. Она снова улыбнулась, кивнула, показывая, что поняла. А много позже, когда выходила из зала, остановилась рядом и тихо произнесла: – Если я ведьма, то кто твоя Бетти? Смотри. В руке Джо оказалась кукла из серой мешковины. Перекрученные руки-ноги, рыжая пакля-борода, а еще целый десяток игл в голове. – Димка, вставай! Проснись, Димка... Димочка, ну пожалуйста... господи, ну перестань же! Не сейчас, потом... Розовый мрамор кожи в розовом шелке халата. И птицы на халате тоже розовые с глазами-бусинами. – Ну вставай, вставай, – Надька шлепнула влажной ладошкой по щеке. – Мы... мы вчера... – И сегодня мы. Всегда мы. – Нет. Димыч сел в постели – чужой постели с бельем все того же розово-кисельного оттенка, который больше не казался милым, – и повернулся к Надьке спиной. Пора было уходить, а он никогда не умел прощаться. – Я рубашку твою поутюжила, – Надька села рядом. Спина к спине, и ладно – лица не видно, уже хлеб. В лицо заглядывать страшно. Чье оно? Маняшкино, несчастно-растерянное, вчерашнее? Или той, другой, по имени Надежда, безнадежной в своей одержимости? Скорее всего. Вчерашнее – минутная слабость, а стальные женщины оправляются быстро. И рубашку поутюжила. И сейчас попросит, чтобы он, Димыч, помалкивал о произошедшем. Он ведь джентльмен. – Димка, ты... – Буду молчать. – О чем? – робкое удивление. Дразнится? – Обо всем. Розовые тени на белом полу, подкрадываются к босым ногам, того и гляди ухватят. – Молчать, значит... изменился, Димочка, да? Ну конечно, все меняются, что ж это я понадеялась? Вчера прилетел, сегодня улетаешь. Счастливо... Она встала и вышла из комнаты. Встретились в холле. – Здравствуй, – с этой новой, которая продолжение прежней, Димыч был вежлив. – Провожаешь? |