Онлайн книга «Черная книга русалки»
|
Гришка, в очередной раз приложившись к бутылке, кое-как закрутился в покрывало. Идти домой он не собирался, еще чего не хватало! Сама прибежит. И умолять будет, чтоб вернулся, а он еще поглядит, соглашаться али нет... нет, потом, конечно, согласится, все ж таки с Машкой жить сподручнее: и сготовит, и приберет, и баба неплохая, а что вспыльчивая, ну так это семейное, теща-то покойная тож не ангельских характеров была. Темнело. Заорали, заплакали козодои, нагоняя страху, а откуда-то издалека, с берега, донеслось: – Ой, цветет калина в поле у ручья... Голос был незнаком, видать, дачницы гуляют. Гришка прислушался. – Парня молодого полюбила я... парня полюбила... И хорошо выводит-то, будто взаправдашняя артистка. – Не могу открыться... А может, ну его? Дома Машка ужин сготовила, малых спать положила, ждет небось замиряться. Она ж хоть и вспыльчивая, но отходчивая. А у Гришки спину крутит, ему со спиной никак невозможно в мокрых кустах сидеть. – ...слов я не найду. Ишь разоралась. Гришка поднялся, скатал покрывало, укрыв его куском брезента, придавил сверху камнем, недопитую бутылку сунул в карман куртки и выплюнул окурок на траву. – Он живет, не знает... Окрестности затянуло туманом, густым, плотным, таким, что дальше, чем на три шага, ничего и не видать. – Твою ж... – привычно ругнулся Гришка, прикидывая, в какую сторону идти. А мгла колыхалась, то отползая, то накатывая седой волной, придавливая листы малины, касаясь липкими пальцами кожи, будоража, пробуждая глубинный страх. – ...ничего о том, что одна дивчина думает о нем... Гришка пошел наугад. Вот диво-то, он ведь точно знал, где Погарье, и не раз хаживал, и по тьме ночной, и в пургу случалось, а тут вдруг заблудился. Кусты малины цеплялись за одежду, точно уговаривая погодить, посидеть, дождаться ночи, когда туман схлынет, исчезнет в водах озера Мичеган, но Гришка отмахивался, матерясь вполголоса, и упрямо шел вперед. А вышел снова к яблоне, споткнувшись о собственный табурет, едва не упал. – Расцветали яблони и груши... – завела девица новую песню. – Эй! – осмелился Гришка. – Ау! Молчание. Тишина. Легкий шелест ветвей и будто вздох чей-то, до того печальный, что прям сердце сдавило. – Ау! – Ау, – отозвалось из тумана. – Ау-ау-ау... И смех, звонкий, издевательский. – Ты кто? – А ты? – переспросила женщина. – Я? Я Гришка. Гришка Кушаков, из Погарья. А ты откуда? – Отсюда. Внезапная догадка озарила Гришку, разом развеяв страхи. – Дачница? Заблудилась, что ли? – Заблудилась... заблудилась. И будто снова кто-то вздохнул, прямо-таки за спиною. Гришка резко повернулся – пусто. Темный силуэт яблони проступает сквозь мглу, и малинника стена, и больше никогошеньки. Ну и примерещится. – Страшно, – пожаловалась женщина. – Так это... ты не бойся. Я ж тут. – Там. – Ну, значит, приду скоро. Ты, главное, с места не сходи и кричи. А я на голос выйду. Выведу. Тут Гришка слегка покривил душой, он был совершенно дезориентирован, но признаваться в этом не собирался. – Ау... – нерешительно пискнула незнакомка. – Ау... расцветали яблони и груши... С песней это она хорошо придумала, правильно. На голос он и пойдет. Идет... и идет... и вроде рядом, вон уже и кусты кончились, под ногами трава, мокрая и скользкая. Туман. Голос. То справа, то слева. Близенько совсем. Что-то большое, высокое, навроде стены... рогоз, всего-навсего рогоз. Значит, озеро где-то рядом, ну да, вон и вода плещется, и сыростью пахнет, только не как обычно, подсохшим навозом, подгнившей травой, а будто бы цветами. Или духами? Конечно, откуда на озере цветам взяться-то? Тут отродясь ничего, кроме ряски, не росло. Это она, дачница... – Во поле березка стояла... во поле кудрявая стояла... – Эй, ты где там? Давай выходи! – Когда под ногами хлюпнула вода, Гришка остановился. – ...люли-люли стояла... – Выходи, говорю! – Некому березку заломати, некому кудряву заломати... Ненормальная. Они все там, на дачах, ненормальные. Гришка против воли сделал шаг. И еще один. И провалился в яму – неглубокую, по колено где-то, но сапогами воды набрал, да и сам вымок, пока выбирался. И кепку потерял где-то. Ну и день, сначала бинокль, потом кепка. А певунья ничего, хохочет только. – Все, ты как хочешь, а я пошел! Он сделал шаг назад и снова провалился. Выбрался, отплевался, огляделся... куда идти? Ни черта не видать. И в голову лезет всякое. – Я крещеный, слышь ты! Вот! – Гришка дрожащей рукой нашарил крестик, который носил лишь потому, что тот был красивый, серебряный и Машкой подаренный. Освятить бы надо, да все недосуг было... недосуг. – Во имя отца и сына... – начал было он, запнулся, не зная, что говорить дальше; а туман, подавшийся было назад, почуял Гришкину слабость, навалился мутной белизной, затянул все окрест. И эта, которая в озере, знай себе смехом заливается. Нечисть! Шаг, другой, и озеро все глубже, вот сапог под водой зацепился за корень, и так, что еле-еле вырвать удалось. Нет, не выберется он. – Отпусти! – взмолился Гришка. – Ну зачем я тебе? Я... я никчемный. И пью. И Машка у меня. Другого найди. Я Машку люблю. – Лю-ю-юбишь? – разочарованно протянула русалка. – Люблю. Вот те крест! Она... – Глупый! – фыркнуло из темноты. И водой плеснуло в лицо, ничего, Гришка утерся, Гришка стерпит, лишь бы отпустило. А в голове одна-единственная мысль: не поверят. Вот после сегодняшней истории точно не поверят. Ну и пускай, выбраться бы, на сушу бы, к Машке бы... – Глупый, как есть глупый, отпусти, хозяюшка. – Иди. – Куда? – Прямо. Первый шаг, осторожный – а ну как обманет и в глубину заведет, но нет, вроде мельче стало и корни исчезли. Второй, третий... мельчало. Вот и рогоз, и запах будто бы прежний вернулся – застояло-гнилостный. И только нежный голосок выводил печальное: – Во зеленой травушке-муравушке не сыскать растерянных колец... – Спасибо, хозяюшка. – Повинуясь порыву, Гришка поклонился, мазнув рукой по мокрой траве. – Не найти любви-забавушки, тут и счастьицу конец, – долетело со стороны озера. Выбрался! Неужто выбрался?! За стеной рогоза он остановился, чтобы перевести дух, нашарил в кармане бутылку, потянулся было, чтоб выпить, но отчего-то передумал, махнул рукой и торопливо зашагал туда, где, по его представлениям, находилась деревня. |